– Князя известили, что завтра неаполитанская депутация прибывает, и вам, Осип Михайлович, велено быть при ней.

На расспросы Базиль отвечал, что депутация официальная, от короля Фердинанда, возглавляет ее маркиз Галло. Едет он для уточнения статей торгового договора и изъяснения дружеских чувств.

На следующий день депутация прибыла в трех запыленных каретах. Рибас представился маркизу, показал отведенные покои. Галло спросил:

– Давно ли вы живете в России?

– Почти пятнадцать лет, – ответил полковник. Щуплый, низкорослый, резкий в движениях маркиз вдруг поморщился и воскликнул:

– И этим все сказано!

Рибас был в недоумении: что имеет в виду Галло? Однако, маркиз, ничего не прибавив, отправился переодеваться. Но это недоразумение отчасти разъяснилось, когда среди прибывших Рибас увидел своего давнего знакомца, который так неловко в заведении «Берлин» пытался продать бумаги покойного Кумачино. Да, это был Джачинто Верри, представленный Рибасу как один из секретарей маркиза. Верри зачем не выказал того, что они знакомы, и Рибас подумал: «Простое поручение сопровождать депутацию может мне многого стоить».

Императрица приняла Галло во дворце и милостиво выслушала приветствия, заверения и любезности в свой адрес. В ответ она сказала:

– Торговый договор будет хорош как для Неаполя, так и для Петербурга. Мы даже полагаем, что для Неаполя он будет более выгоден. Мы пошлины для ваших купцов уменьшили втрое, чем вы это сделали для наших. Разрешили платить пошлину не золотом, а земской медной монетой. Дали много преимуществ против купцов других стран. Если у вашего короля остались сомнения относительно статей договора, подайте о них сведения моему секретарю.

В ответ Галло рассыпался в ничего не значащих любезностях, а Екатерина кивнула Храповницкому и он подал ей на бархатной подушке перстень с очень крупным бриллиантом.

– Примите сей дар в знак того, что наши слова не будут расходиться с делами нашими.

Вечером на балу маркиз беседовал с иностранными послами, показывал перстень. Любуясь им, он сказал французскому посланнику Сегюру:

– Этот подарок о многом говорит. Но еще и о том, что в варварских странах не знают цену своим бесценным вещам.

Рибас ужаснулся тому, что услыхал. Завтра же слова маркиза станут известны многим и миссия Галло может с треском провалиться. Поэтому Рибас непрошено вступил в беседу, сказав:

– Ни в одном дворе Европы нет такой коллекции, которой владеет императрица. Более того, она знает в них толк.

Но Галло упрямо вел свою миссию к краху, заявив:

– Если бы это было так, то расстаться с любым экземпляром коллекции для нее оказалось бы невозможным.

Обед на девяносто кувертов с музыкой и пением показался маркизу плохим театром. Свою путаную застольную речь он закончил словами:

– Сегодняшний день и это невиданное царское застолье напомнили мне о нравах и обычаях далекого прошлого.

Наутро Базиль Попов сказал Рибасу, что Екатерина распорядилась: неаполитанской делегации следует осматривать Черноморские порты, не сообразуясь с ее собственным маршрутом. Это была немилость, которую маркиз принял как дарованную свободу передвижений. Генералитет и дворяне, почитавшие себя с Европой на «ты», раздражались при одном имени Галло. Дипломаты открыто говорили, что Галло перепутал века, что он знает историю России лишь до опричнины. Рибас проклинал свою обязанность быть при неаполитанцах: всеобщее недовольство маркизом в какой-то мере распространялось и на него.

Спуск на воду линейных кораблей «Владимир» И «Иосиф» и фрегата «Александр» благополучно состоялся под гром пушек и оркестров. Посыпались награды, чины, милости. Потемкину Екатерина пожаловала кайзер-флаг как главному командиру Черноморского флота. Войнович, с которым Рибас не успел повидаться, привел свою эскадру из Севастополя и вместе с Николаем Мордвиновым был произведен в контр-адмиралы. Инженер-полковник Корсаков удостоился ордена Святого Владимира третьей степени. Императрица отпустила из казны десять тысяч на посадку леса. Нижние чины получили по наградному рублю.

Полковник Рибас получил еще одну возможность убедиться в собственном невезении и немилости фортуны к его судьбе. Еще не кончились торжества, а он на палубе фрегата отправился с депутацией Галло, пожелавшей осмотреть крепость Кинбурн. Как только на берегу широкого Днепровского лимана появлялась пристань или сторожевой казачий пост, секретари Галло спешили к Рибасу и сопровождавшему офицеру с вопросами:

– Что там? Город? Крепость? Войска?

Все ответы записывались, в картах местности делались пометки. Джачинто Верри не вступал с Рибасом ни в какие разговоры и держался в стороне. В Кинбурнской крепости, занявшей неширокую длинную косу от берега до берега, маркиза интересовало и численность войска, и количество домов, и ширина земляных валов и хлебные припасы. Все это было странно: дружественная миссия неаполитанской делегации оборачивалась сбором сведений.

Тщательно осмотрев Кинбурн, маркиз вернулся в Херсон и, не мешкая, отправился в Крым. К этому времени путешествующая императрица уже возвращалась из Севастополя и остановилась в Карасу-базаре. Галло поспешил туда, но по пути заболел. Рибас нашел для больного и его свиты подходящее помещение в близлежащем селении и верхом отправился в Карасу-базар, который вскоре встал на горизонте множеством мечетей и отстроенной православной церковью.

Проезжая палаточный городок мушкетерского полка, на окраинах которого паслись овцы и верблюды, Рибас спросил, где можно напоить лошадь, и его направили к колодцу, где, не веря своим глазам, он увидел Эммануила. Брат, голый по пояс, обливался колодезной водой, и Рибас, ничем не выказав своего присутствия, последовал его примеру – жара стояла необычайная, и он спешился, разделся, подошел к брату сзади и выхватил у него кожаное ведро. Эммануил опешил, не понимая, откуда тут мог взяться Джузеппе, и они, мокрые, смеющиеся, обнаженные по пояс, обнялись.

– Как? Откуда? Почему не написал? – обрадованно спрашивал брат.

– А ты? Давно здесь?

– Встречали императрицу, когда она в Севастополь ехала. А теперь провожаем. Идем ко мне. Тут недалеко. Рассказывай!

Они вошли в палатку. Эммануил сокрушался:

– Мне нечем тебя угостить. Вот козье молоко – отлично освежает. Ты надолго?

– Как распорядится Потемкин.

На свежем сеннике Рибас увидел аккуратно разложенную форму Эммануила и заметил новенький сверкающий орден Святого Владимира.

– Ты награжден? Когда?

– Полмесяца назад, после маневров перед императрицей.

– Поздравляю. Ты просто молодец, капитан!

– Не капитан, а секунд-майор, – небрежно поправил брат.

Примерно час они говорили обо всем. Эммануил в Карасу-базаре командовал артиллеристами, приданными мушкетерскому полку.

– Мы тут воюем, – смеялся он. – Что ни час – приветствуем кого-нибудь из пушек. А то во время трапезы ее величества залпами отмечаем тосты.

– Он взглянул на часы и стал одеваться. – Мне пора к орудиям. Они при ставке Потемкина. Я тебя провожу.

Условившись с братом встретиться вечером, Рибас отыскал Попова. Тот, выслушав сетования полковника, сказал:

– Не повезло вам, Осип Михайлович. Но кто же знал, что маркиз Галло так поведет себя.

– Как бы мне избавиться от труда сопровождать его? – спросил Рибас.