Друзья посмеялись над прорицаниями великого мага. В это время в столовую вбежал дежурный флотский офицер и единым духом выпалил:

– В Константинополе нашего посла Булгакова призвали на Совет. Потребовали, чтобы мы вернули Турции тридцать девять соляных озер в Кинбурнском уезде. И чтобы отдали голову молдавского господаря, который укрылся в России. Иначе они объявят войну.

– Откуда эти новости? – спросил Войнович.

– Курьер от Булгакова привез.

– Где он?

– Как только прибыл в порт, потребовал экипаж и ускакал к Перекопу. Булгакову дали для ответа всего месячный срок.

– Когда?

– Пятнадцатого!

– Сегодня семнадцатое, – сказал Рибас. – В оба конца от Константинополя до Петербурга за месяц никакому курьеру не доехать.

– На это, видно, и был расчет, – сказал Виктор.

– Значит, это война, – сказал Рибас.

– Что в Севастополе? Не получены ли новые известия от Булгакова из Константинополя? – спросил Потемкин. Он сидел перед Рибасом в своем Кременчугском кабинете и сумрачно взирал на только что прибывшего полковника.

– Известий новых нет, – отвечал Рибас. – Флот в ремонте. Войнович меняет оснастку. Наново крепит мачты.

– А раньше как мачты держались? – нахмурился князь.

– Для торжеств при встрече императрицы крепления были годны, – отвечал Рибас. – Но теперь все приходится переделывать в спешке. Конечно, лес, из которого суда построены, уже не высушишь. – Потемкин смотрел на полковника с гневом, но тот продолжал говорить все, как есть. – Все пушки на бортах разных калибров. Это надо сразу исправить. Одно дело – салюты, совсем другое – сойтись на выстрел с неприятелем. Главная беда – мало линейных кораблей.

Потемкин был в шлафроке цвета неспелого яблока, сидел в кресле, широко расставив ноги. Помолчав, сказал:

– Без двадцати линейных и войну начинать не стоит.

Рибас продолжал:

– Я не по своей воле с маркизом Галло побывал в крепостях и портах. Амбары и складские магазины пусты. Да к тому еще неурожайный год. Если срочно запасы не пополнить, к зиме в войсках начнется голод. А устройство войск в гарнизонах из рук вон плохо.

– Ко времени ли ты так заговорил? – спросил князь, покручивая на толстом пальце массивный перстень.

– Обстоятельства не позволяют говорить иначе.

Потемкин посмотрел в окно, вздохнул, потом вдруг сказал:

– Поздравляю тебя с чином бригадира, полковник.

Рибас не успел произнести положенные слова благодарности, как в кабинет вошли адъютант Рибопьер и Базиль Попов. Рибопьер склонился к Потемкину, что-то прошептал на ухо. Князь отмахнулся:

– Говори громче. Бригадира Рибаса я назначаю дежурным при своей ставке.

Так Рибас получил чин бригадира, что приравнивалось к статскому советнику пятого класса и капитан- командору на флоте, да еще был назначен на неожиданную для него должность.

– Султан не стал дожидаться ответа из Петербурга, – сказал Попов. – Только что прибыл курьер из Херсона. Туда пришло итальянское судно, верно, последнее, что прошло под нашим флагом проливы. Купцы рассказывают, что дом нашего посланника в Константинополе разгромлен, а сам Булгаков заключен в Семибашенный замок. Султан объявил, что все прежние договоры с нами не имеют силы. Турки кричат о походе в Крым.

– Но манифеста о войне нет? – спросил Потемкин.

– Это дело дней или часов, – сказал Рибопьер.

Князь встал. Кабинет его с малиновой обивкой мебели, громадной картиной с обнаженной нимфой и с певчими птицами в фигурных клетках скорее походил на непритязательный салон. Но разговор был столь серьезен, что на несоответствие с обстановкой никто не обращал внимания.

– Не только Порта, но и мы не готовы к войне, – сказал Потемкин. – Дивные дела: как могут воевать государства, к войне неприуготовленные? Только большая нужда может к этому подвигнуть. У нас этой нужды нет. У османов тоже. Значит, англичане и французы турок торопят. Официального союза с Австрией у нас нет. Поэтому Порта и спешит, пока мы в одиночестве, пока наш флот не силен. Да еще неурожай! Когда в Европе грызутся христиане, султан говорит: «Что мне до того, свиньи ли пожирают собак или собаки свиней». На сии грубости Европа закрывает глаза, лишь бы нас поскорее стравить с турками. Но все они просчитались. Союз с Австрией у меня вот где! – Он сжал кулак в перстнях и добавил: – Через неделю созываю Совет.

Князь оказался прав – из Вены уже летело письмо курьерской почтой Иосифа II – Екатерине: «Получив известие, что один из слуг Ваших в Константинополе посажен в семибашенный замок, я, другой слуга Ваш, посылаю против мусульман всю мою армию».

На Совете среди генералов присутствовали Суворов, Долгоруков и Мордвинов. Потемкин сообщил о том, что Турция дала манифест о войне, сказал о союзе с Австрией, назначил Суворова начальником Кинбурн- Херсонского района. Затем обратился к Долгорукову:

– Ты, Юрий Владимирович, под Полтавой перед императрицей потешный бой показывал со шведами. И всех шведов перебил. А как по-настоящему воевать думаешь?

Юрий Владимирович ответил, как всегда, серьезно:

– Вы, ваша светлость, будете Петром Первым. А я для вас шведов всегда найду.

Никакого плана предстоящей кампании не было. Как поведут турки войну никто не знал. Но Потемкин решил опираться на две армии, которые еще предстояло сформировать. Екатеринославскую армию он взял под свое начало, назначив ей действовать на Кубани, в Крыму и в районе Буга. Вторую армию должен был сформировать опытный Румянцев-Задунайский в районе Киева. Левым флангом ей предписывалось опираться на армию Потемкина, правым поддерживать австрийцев. Беспокоило отношение к войне Польши, но начальник пограничной стражи поляков князь Потоцкий обнадеживал своими симпатиями к русскому двору.

Рибасу придали хорошо экипированную конную роту с пятью офицерами, и он то встречал прибывавшие полки, то принимал рекрутов, то отправлял конников принимать зерно, которое привозили из внутренних губерний. В Екатеринославе Фалеев привел к нему пятерых купцов:

– Хотят взять подряд на доставку и закупку хлеба.

– Откуда везти думаете?

– Да придется издалека. К Москве ехать надо.

– А в Польшу ехать за хлебом есть охотники?

Таковых не нашлось. Интендант барон Бюлер послал туда солдат с ямскими кучерами. Но все равно восьмидесятитысячной армии Потемкина в скором времени грозила бескормица. Доложили князю. Он объявил подушный сбор хлеба. С каждой души – три четверти ржи, полтора гранца крупы. Деньги из армейской казны текли рекой. Князь встревожился:

– Завтра последнюю рубашку придется на провиант выменивать. Отчего хлеб так дорог?

Этот же вопрос бригадир Рибас задал свалившемуся, как снег на голову, Афанасию Кес Оглы. Фабрику турецкого атласа он давно продал, занимался выгодными подрядами. Предаваться воспоминаниям было недосуг. Кес сказал:

– Сейчас, Рибас-паша, я вам приведу тех, из-за кого хлеб дорог.

Спустя четверть часа он притащил за шиворот двух купцов к экипажу бригадира.

– Это перекупщики. По дорогам хлеб скупают, а в Кременчуге запрашивают за него втрое.