Решение пришло к адмиралу мгновенно:
– Платон не женат, – сказал он, и Пален подхватил:
– Да! Нужна подходящая невеста! О кандидатуре я подумаю. Но все равно наше предприятие откладывается на осень. Двор уехал в Гатчину, а там мы ничего не сможем предпринять.
– Зато будет время договориться обо всем, – сказал Рибас.
Свое пятидесятилетие шестого июня он скромно отметил обедом в кругу семьи. Рибас разрешил дочерям пригласить к обеду двух молодых людей, часто бывавших в салоне у Софьи. Это были племянник одесского старосты майор Иван Горголи и князь Михаил Долгоруков. Виктор Сулин сказал о них:
– В России растет совершенно иная порода людей. У них светлые головы и они не имеют пристрастия к роскоши. Они внутренне свободны, несмотря на бытующее кругом соглядатайство.
– Это до первого доноса в Тайную экспедицию, – заметил адмирал.
Перигорский паштет, вестфальский окорок и червивые сыры – русская закуска под любой сорт водки были оценены гостями по достоинству. Перед картами офицеры, смешно пели озорной романс из эпиграмм:
– А вы знаете, что ваш Дон- Кихот объявил войну Испании? – спросил Рибас и продолжил: – В ответ испанский король смеялся и запросил: «Где же мы сразимся?» Говорят, что Павел ответил: «У любой мельницы!». Более того, в России теперь живет будущий испанский король. Это бывший комендант Очакова Кастро де Лацерда. Я знавал его. Теперь его срочно сделали графом и дали тысячу душ, чтобы у будущего испанского короля были свои крепостные. Он многодетен, а поэтому на него и пал выбор, чтобы испанский трон обеспечить наследниками.
Рибас подумал, что в столице сейчас нет дома, в котором не рассказывали анекдотов о Павле, а Виктор Сулин признался, что не помнит ни одного смешного анекдота о Екатерине. Наутро он уехал в свои псковские имения.
В июне адмирал неожиданно получил приглашение на празднества ордена Иоаннитов. Семнадцатого освятили католическую капеллу при их дворце. Император не присутствовал. Двадцать третьего во дворце ордена собрались гроссмейстеры, командоры, кавалеры. Предстояло сожжение костров накануне Иванова дня. Рибас почему-то очень хотел увидеть того, кто так занимал его помыслы. Но Павел не приехал и после полудня, когда во дворе дворца раскладывали девять костров с цветными гирляндами над ними. Не было его и в семь, когда члены Орденского совета с длинными восковыми свечами обошли костры три раза и зажгли их. Рибас спросил у церимонимейстера:
– Будет ли император?
– Нет. Он возжигает огни в Павловске.
Графиня Ольга и Пален нашли невесту для Платона в лице дочери графа-брадобрея Кутайсова Марии. Рибас одобрил выбор. Отцу невесты от имени Платона вручили немалые подарки и деньги. Иван Кутайсов был польщен, горд и принялся уговаривать императора дать разрешение на этот брак. Павел слушал, грозил рабу пальцем и разрешения не давал.
Пален постоянно ездил в Гатчину для докладов императору, но все-таки выбрал время и назначил давно необходимую тайную встречу, и главные заговорщики собрались в его доме у Полицейского моста, заперлись в кабинете при свечах, на которые за поздним временем густо летели сквозь открытые окна ночные бабочки. Вице-канцлер Никита Панин, генерал Талызин, адмирал Рибас и генерал-губернатор Петр Пален некоторое время молча разглядывали друг друга.
– Господа, нет нужды говорить, по какому случаю мы собрались, – сказал довольно спокойно Пален. – Мы все сошлись на одном: теперешнее положение в государстве невыносимо, и все мы за то, чтобы устранить главную его причину. Один вопрос мучает нас всех: как сия причина будет устранена. Я лично за полное физическое устранение ее.
– То есть, за убийство? – спросил Никита Петрович. – Вы наметили Брута?
– Это нам и решать.
Никита Петрович почему-то со свечой расхаживал по комнате и заговорил издалека: о завещании Екатерины в пользу внука Александра, о том, что об этом знает весь свет, а, следовательно, законность претендента на престол несомненна. Затем он сделал вывод:
– Тогда зачем же нам брать грех на душу и прекращать безумную тиранию физически? Не лучше ли сначала ограничить свободу императора регентским Советом при нем, а потом возвести на престол Александра?
Итак, разногласия определились сразу. Талызин сказал:
– Конечно же я за Александра Павловича. А уж как выйдет с нынешним императором покажут обстоятельства.
Рибас спросил у Панина:
– Вы встречались к Александром. Каково его мнение на этот счет?
– Я не решал с ним судьбу его отца, – ответил Никита Петрович. – Но, конечно же он и говорить не даст об убийстве. Это ясно. Он не говорит всего, но я полагаю, если Павел будет отстранен, он с чистым сердцем займет престол. Кроме того, смею вас заверить: живой Павел своим ужасающим примером будет содействовать тому, чтобы Александр Павлович принял конституционные начала своего правления.
– Я думаю, господа, о конституции нам говорить преждевременно, – возразил Талызин. – Нам рано решать: искать Брута или оставить Павла в живых. Планы наши могут быть сколь угодно хороши, но исход сражения часто решают мгновения и реальные обстоятельства.
– Согласен с вами, – поддержал его Рибас. – Нам следует обсудить силы сторон, прежде чем что-либо решать.
На это командир преображенцев Талызин заявил, что два десятка офицеров его полка пойдут за ним в огонь и в воду. Семеновским полком командовал Леонтий Депрерадович. С ним еще не говорили. Но наследник Александр Павлович был так близок с семеновцами, что помнил по имени многих унтер- офицеров. Кавалергардами командовал генерал Уваров, любимец Павла.
– Следовательно, – сказал Рибас, – в Судный день, назовем этот день так, надо позаботиться о том, чтобы кавалергардов не было в охране. – И продолжил: – Знает ли кто-нибудь из вас, господа, когда предполагается переезд императора в Михайловский замок? Удобный момент! Охрана на новом месте не так хорошо ориентируется.
– Замок заканчивается отделкой, – сказал Пален. – Но о переезде речь пока не шла.
– Если не шла, ее надо начать, – заметил адмирал. Заговорщиков беспокоили солдаты гарнизона. Павел лично следил, чтобы им регулярно выдавали мясо и водку. Полковники при Павле уж не смели присваивать то, что было положено солдату. Особую тревогу внушал Первый царский батальон, который нес охрану во внутренних покоях.
– Они получают не только мясо и водку, – сказал Талызин, – но им даже разрешены тюфяки.
«Бог мой, – подумал Рибас, – отчего может зависеть исход дела – от солдатского тюфяка!». Но мысленно он одобрил тщательность генерала: в таком предприятии надо учитывать все. Вслух он сказал:
– Если мы войдем во дворец с офицерами-преображенцами, то солдат-преображенец машинально подчинится приказу, даже если он будет против устава. Нам останется лишь найти Павла и – одно из двух: или покончить с ним, или увезти в приготовленное место. – Он обратился к Палену: – И все-таки, надо озаботиться тем, чтобы теперь иметь план Михайловского замка. Главный вопрос: что же делать с императором, они так и не решили, но уверились, что многое благоприятствует их замыслам.
Однако, уверенность в скором успехе рухнула в одночасье. То ли слух пошел о их встречах, то ли предчувствия что-то подсказали нервной натуре императора, но он вдруг отставил Петра Палена от генерал-губернаторства и отправил его в армию. Это был первый удар. Затем на все имения братьев Зубовых он наложил арест, уж не говоря о том, что Дмитрию Зубову запретил приехать в Петербург. И как предупреждение всем, что-то против власти замышляющим, на Дону были казнены строптивые полковники казаков.
Заговорщики сочли за благо не встречаться до поры до времени. Рибас, впрочем, посещал казармы