класса. Первым генерала поздравил Суворов: «Милостивый государь мой Осип Михайлович! Ваше Превосходительство с получением Императорской милости усерднейше поздравляю; радуюсь и желаю от всего сердца достичь и высших степеней сего ордена».
В Рождественские дни в столовой Рибаса можно было увидеть очаковского коменданта Кастро де Лацерда, генерал-аншефа барона Ивана Ивановича Меллер-Закомельского и адмирала Мордвинова с женами, инженера-голландца де Волана, генералов Гудовича, Мекноба и Шереметьева. Дамское общество украшало присутствие Катрин Васильчиной, которая по зимнему пути прикатила из Екатеринослава вместе с Михаилом Фалеевым третьего дня. Рибас не видел ее до этого, и появление Катрин было приятным сюрпризом для него. Расспрашивать Катрин о сыне не пришлось – ее тетушка регулярно писала генералу.
Стол украсили цветами из оранжереи адмиралтейства, бургундское, пряная телятина по-итальянски, двойная гданьская и барбарисовое мороженое. Тосты за новоиспеченного кавалера ордена Георгия не заставили себя ждать. Жена Мордвинова оказалась отнюдь не флорентийской богиней, а типичной сухопарой англичанкой в платье а ля фрак. Она почему-то во все глаза смотрела на Катрин, а когда спохватывалась и наклонялась к тарелке, то казалась заплаканной. Катрин была в платье а ля триумф. Корсет так изящно облегал ее тело, что даже Мордвинов был взволнован. Высокую прическу обольстительницы венчал султан из перьев.
Рибасу она сказала всего одну фразу, обращенную непосредственно к нему:
– Прекрасный Иосиф, ваша бригантина скоро пойдет ко дну от тяжести наград, полученных вами.
Он не успел ответить – заговорили о французских делах.
– Братья короля бежали в Англию, – сказала жена Мордвинова Генриетта; жена барона Меллера- Закомельского сообщила:
– Мне писали, что в октябре в Версале толпа ворвалась в спальню Марии-Антуанетты!
– Королева была одета? – поинтересовался инженер де Волан, а Гудович развеселил всех замечанием:
– Кто же находится в спальне в шубе?
– Ворвалась толпа, и что же? – спросила Катрин.
– Королева стреляла! – ответила баронесса.
– Метко? – поинтересовался де Волан, начинавший все более нравиться Рибасу.
– Один убитый.
– Толпа, видно, была не столь густой, – сказал де Волан.
– Королевскую чету вынудили выехать из Версаля.
– Куда же?
– В Париж.
– Это гораздо ближе, чем от нас Кременчуг, – заметил ироничный де Волан.
Воспоминание о прошлогодней прогулке на бригантине в Кинбурн в обществе Катрин были свежи в памяти генерала. И несмотря на то, что Фалеев цербером был рядом с ней, Рибас пытался завладеть вниманием женщины, объявлял присутствующим:
– Послушайте, господа, стихи, которые мне прислал Суворов. Стихи его собственного сочинения.
– Выходит, Суворов после Рымника не только граф, но и пиит? – спросил Гудович.
– Но свои стихи он заканчивает строфой: «Гений счастлив лишь уделом, что летит вперед к Бендерам». – Отвечал Рибас.
Катрин продолжала беседу с комендантом Очакова об испанских вуалях.
– Мадемуазель Брэтен была бы в восхищении от вашего платья, – продолжал осаду ветренницы новоиспеченный георгиевский кавалер, а Катрин обращалась за соусницей к генералу Мекнобу.
Рибас оставил тщетные попытки. Но когда было решено отправиться на прогулку по заснеженным окрестностям, Катрин улучила минуту и и горячо зашептала на ухо Рибасу:
– В три по полуночи пошлите своего человека с пистолетами. Пусть выстрелит два раза возле церкви. Спустя получас прикажите стрелять у Данцигского трактира. А потом на окраине.
– Расспросить ни о чем не удалось: Фалеев подхватил укутанную в лисью шубу Катрин на руки и перенес в подлетевшую карету. Надышавшись морозным воздухом и устроив испытание лошадям, вернулись, выпили двойной гданьской. Мужчины прошли в кабинет, куда подали кофе и трубки. Заговорили на тему мифическую: когда же российские орлы воспарят над мечетями Константинополя?
– Сие немыслимо, – говорил барон Меллер. – Пруссия поднимает двухсоттысячное войско. Угрожает нашей союзнице Австрии.
– Австрия давно дрожит от прусского кнута, – заметил Гудович. – А поляки только и ждут, чтобы ударить нам во фланг.
Шереметьев шепотом выдал государственную тайну:
– Императрица написала Потемкину, что нет никаких сомнений в намерении Пруссии и Польши напасть на нас весной.
Присутствие генералов в Херсоне и Рибаса объяснялось тем, что Потемкин решил собрать против Польши корпус Репнина и расположить его по Бугу. Репнину он подчинил корпус Гудовича, казаков Платова и десять эскадронов Чепеги. Против турок на правом фланге остался стоять Суворов с девятью полками, а на левом назначен командовать барон Меллер-Закомельский. Ему с Кутузовым долженствовало держать Бессарабию и низовья Днестра. Батальоны пехоты на флотилии Рибаса подчинялись барону.
Перед разъездом пили шампанское. Катрин флиртовала с комендантом Кастро де Лацерда, Михаил Фалеев не сводил с них глаз. Гудович, сделав глоток шампанского, объявил:
– Вино поддельное. Его в Рязани делали.
– Быть не может!
– Я знаю шесть способов подделать шампанское, – уверял генерал. – Да вы возьмите ведро березового сока на полтора ведра молодого вина. Бутылки непременно выполощите французской водкой, разлейте все в них, пробки проволокой укрепите да ставьте в песок. Но прежде года сего напитка не начинать!
Разъехались заполночь. Около трех генерал поднял адъютанта, дал ему пистолеты и объяснил, что нужно делать. От такого странного поручения с адъютанта вмиг слетел сон.
В три пополуночи в спящем Херсоне грохнуло два выстрела. В ответ – лишь лай собак. Рибас прислушивался, подходил к окну, и спустя четверть часа фигурка в лисьей шубе мелькнула у крыльца. Генерал выбежал, подхватил Катрин на руки, внес в дом.
– Вы сумасшедшая, – сказал он, целуя ее.
– Сумасшедший он, – отвечала Катрин, но продолжения не последовало – любовники, не потушив свечи забыли обо всем на свете.
Когда очнулись, Рибас, целуя Катрин, спросил:
– Кто же все-таки сумасшедший?
– Леонтий, – отвечала она. – Увезите меня.
– Что между вами происходит?
– Он невыносим.
– Я вскоре уезжаю в Яссы.
– Вы не оставите меня с ним!
– Конечно, конечно.
– Он преследует меня. Мне некому пожаловаться! Я уж было сбежала из Екатеринослава, но он вернул меня силой с полдороги. Выслал за мной казаков.
– А сегодня? Зачем эти выстрелы?
– В Кременчуге в меня влюбился киевский подполковник. Он нарочно оскорбил Михаила и вызвал его. Мишель – трус. Ночью его люди схватили меня и увезли. А подполковник написал, что будет его преследовать. Как только узнает, где он, будет стрелять под его окнами, вызывая его этим на дуэль.
– Вы остановились возле церкви?
– Да!