– Удавка Спасения! – отчеканила графиня. – Тайное оружие Черных Мантий и знак повиновения Каморры.
Было слишком темно, чтобы заметить, как пальцы Андре настойчиво ощупывали два квадратных кусочка материи, прикрепленных к концам шнурка; в каждом из них было зашито что-то твердое.
– Вам никогда не хотелось распороть ткань и посмотреть, что кроется на концах удавки? – спросил Андре.
– Еще вчера я жаждала продолжать борьбу, – отвечала она. – Я говорила себе: если у тебя есть деньги и власть, ты сможешь заставить любить себя. Я мечтала о талисманах, волшебных напитках, о колдовстве. То мое воображаемое кольцо разбивало счастливое кольцо соперницы, сделавшей меня такой несчастной, то я щадила ее, дабы торжество мое было полным. Я хотела, чтобы она увидела, как Мишель приползет к моим ногам. Да, я распорола ткань. И я теперь понимаю, что они с легкостью пойдут на убийство, лишь бы завладеть этим наследством.
– Вот уже второй раз вы говорите об убийстве, – произнес Андре, ласково привлекая ее к себе.
Некоторое время она молчала, потом чуть слышно прошептала два слова:
– Муж мой…
И продолжила:
– Они знают, что последние слова Отца были обращены ко мне. Теперь Хозяином стал Приятель- Тулонец: начиная с воскресенья мною распоряжается граф Корона.
– Я больше не оставлю вас! – воскликнул Андре.
Она подставила ему для поцелуя свой прекрасный лоб; глаза ее были полны слез.
– Благодарю! – сдавленно прошептала она. – Вы добры, вы сжалились надо мной. Но вам пора идти, а страхи мои просто глупы. Вокруг меня немало преданных друзей; Баттиста, мой кучер, ожидающий меня в начале улицы, знал меня еще младенцем и, если понадобится, даст себя убить ради меня. Слуги любят меня: я всегда старалась быть справедливой хозяйкой. Они будут надежно охранять меня те несколько часов, которые отделяют вас от исполнения цели всей вашей жизни, Андре, а когда вы достигнете этой цели, мне будет больше нечего бояться. Где я смогу вас увидеть?
– Сегодня вечером на балу у баронессы Шварц.
– Вы идете на этот бал! – изумилась молодая женщина.
– Там будут все, кого я люблю, а мне сейчас нужна их помощь.
– Тогда до вечера. Не ходите дальше, оставайтесь здесь и ждите, пока я не буду в безопасности, то есть не сяду к себе в карету.
Неожиданно она схватила руку Андре, поднесла ее к губам и стремительно зашагала прочь.
Заметив в темноте стройную молодую женщину, идущую быстрым шагом, вы бы наверняка сказали, что она возвращается с любовного свидания. Не более пятидесяти метров отделяло поворот, где стоял Андре, от начала улочки, где графиню ожидала карета. Андре услышал, как хлопнула дверца, графиня села в карету и крикнула кучеру:
– Домой!
Андре не заметил ничего подозрительного, что подтверждало бы страхи графини. Лошади встрепенулись и помчались рысью. И в этот миг ему послышался сдавленный крик, тотчас же потонувший в стуке колес.
Он ускорил шаг; сердце его сжалось от страшных подозрений. Добежав до конца улицы, он увидел, как карета, увлекаемая мчащимися галопом лошадьми, выехала на бульвар.
Андре побежал к бульвару. Но экипаж уже скрылся в ночи, и только затихающий шум колес некоторое время еще доносился до его ушей.
Андре встал под фонарем, и с помощью кинжала распорол оба матерчатых квадратика, коими оканчивался грозный шнурок.
III
О ПОЛЬЗЕ ПРИВИВОК
Англичанин Эд Дженнерс осчастливил мир своим замечательным открытием: профилактическим гомеопатическим лекарством. Благодарный Парламент присудил ему премию в двадцать тысяч фунтов стерлингов, и надо сказать, что цена эта была весьма невелика, ибо всего за полмиллиона франков была спасена жизнь множества мужчин и красота еще большего числа женщин.
За то же самое открытие изобретатель Эшалот и его приятель Симилор получили ни больше ни меньше, как три франка пятьдесят сантимов. С такими деньгами трудно говорить об обеспеченном будущем.
Постоянно пребывая в немилости у фортуны и не будучи в состоянии совершить ни одного из тех преступлений, которые как на сцене, так и в жизни приносят людям оборотистым и себе на уме несметные богатства и почет, этим славным малым только и оставалось что почесывать затылок. Симилор проделывал это с досады и от уязвленного самолюбия, а Эшалот – от сочувствия к Симилору и от жалости к нежному созданию, именуемому Саладеном, для которого Эшалот был кормящей матерью. В какой-то миг надежда посетила их сердца, и сей визит повлек за собой целую череду упоительнейших сновидений. Приятели увидели возможность поправить свои дела – убить женщину!
Но их соседи, двое молодых людей, столь же, хотя и несколько по-иному, влюбленные в театр, имели жестокость высмеять их скромные притязания, ибо, поверьте мне, Эшалот и Симилор не стали бы дорого брать за то, чтобы убить женщину. А чего бы это стоило им самим, ведь у обоих была такая чувствительная душа! С тех пор приятели видели все в черном свете. Нужно очень долго убеждать себя, чтобы в конце концов решиться убить женщину. Когда же требуемая работа ума и сердца совершена и отчаянное решение принято со всей допустимой серьезностью, но искомой женщины нет как нет, мгновенно дает о себе знать пустота существования. Сомнений больше нет: жизнь – всего лишь чудовищное нагромождение иллюзий, и на самом деле на этой грешной земле нет ничего, кроме нищеты.