– А бал, как и условлено, состоится сегодня вечером?
– Бал будет великолепен. Они хотят одурачить Лекока.
– Они оба согласны?
– Всем заправляет баронесса. Она посвятила сына в свои планы.
– Он тоже отправится в путешествие?
– Они уезжают порознь. Барон в почтовой карете отбывает на рассвете вместе со своими слугами. Баронесса с детьми отправляется по железной дороге. Бланш знает, что у нее есть брат.
– Так, значит, у Шварца есть серьезные основания для бегства, – задумчиво произнес Андре.
Графиня не ответила, но через минуту сказала:
– Полковник должен был любым способом скомпрометировать его. Семнадцать лет он, по монетке, копил эти миллионы. Впрочем, барону известно, на что способен Лекок.
– Я спрашиваю, – уточнил свой вопрос Андре, – как по вашему мнению, был ли барон Шварц когда-либо сообщником полковника или Лекока, а если был, то до какой степени? Мне необходимо это знать.
– Вы уже вынесли свой приговор, – ответила графиня, – но раз вы хотите, я отвечу. Что касается прошлого барона, то в нем нет ничего предосудительного, кроме истории с тысячью франков, но когда Шварц получал эту тысячу, он ничего не знал о совершенном преступлении. Сейчас же Лекок решил всерьез заняться так называемым сыном Людовика Семнадцатого, герцогом и одним из двенадцати сотрапезников «круглого стола»; по крайней мере он сам об этом говорил. Барон Шварц согласился отдать свою дочь за принца. Люди его склада по-своему очень романтичны. Их жизнь была золотым сном; они продолжают верить в чудеса.
Улыбка Андре выражала удовлетворение, смешанное с презрением.
– А Бланш? – снова спросил он.
– Бланш любит своего кузена Мориса; вы знаете об этом лучше меня.
– Детская привязанность?
– Она дочь своей матери. Она не больше остальных поверила в женитьбу Лекока. В ее жилах течет наполовину корсиканская кровь.
– А разве Эдме, – перебил ее Андре, – не будет на балу? Голова графини безжизненно поникла.
– Так, значит, она красивее меня? – прошептала она. Затем, сделав над собой неимоверное усилие, она гордо вскинула свою благородную голову:
– Я не питаю к ней ненависти! Я бы убила ее, если бы он колебался, кого из нас двоих выбрать. Но он не колебался. Так пусть же судьба моя свершится! Она будет счастлива; она плакала в последний раз. Баронесса Шварц посылала за ней экипаж, чтобы привезти ее на бал.
– Ах, вот как! – вздохнул Андре. – Дело сдвинулось… Он задумался и через минуту снова спросил:
– А Лекок об этом знает?
– Лекок знает все, – бросила графиня. – Когда имеешь с ним дело, неведомо, кто останется в выигрыше, даже если все игроки уже выложили карты на стол.
– Но моя-то игра еще не окончена! – не без гордости заметил ее собеседник. – Разве можно исчерпать кассу Шварца за столь короткое время?
– А почему бы и нет? Эти люди хорошо знают свое дело.
– А как обстоят дела с деньгами в Лондоне?
– Там нет ни шиллинга. Только банковские билеты.
– Этого Лекока голыми руками не возьмешь! – процедил сквозь зубы Анд ре.
– Не знаю, что вы имеете в виду, – сказала графиня, – но этот человек настоящий колдун. И он всегда прав.
Андре снова улыбнулся. Они шли по стороне улочки, примыкавшей к докам. Графиня взяла Андре под руку и прижалась к нему.
– Я несчастна, – начала она тихим, дрожащим голосом, – устала и измучена. Пока я с вами, Андре, пока я могу видеть человека, ради которого готова пожертвовать своей бессмертной душой, я не могу искать утешения в религии. Церковь отторгает тех, кто не хочет покаяться. И тем не менее у меня нет иного пристанища, Андре; а я нуждаюсь в покое, забвении и смерти…
Она вздрогнула, произнося последнее слово.
– Неужели я, как и он, умру без исповеди! – в ужасе прошептала она.
Затем, подчинясь прихотливому течению своих мыслей, она выпустила руку Андре, расстегнула платье и достала тонкий шнурок.
– Вот почему они хотя меня убить! – стуча зубами от страха, промолвила она.
– Убить вас, Фаншетта! – эхом откликнулся ее спутник.
Она поднялась на цыпочки и обвила его шею шнурком, концы которого по-прежнему держала в руке.
– С помощью этой штуки, – надменно произнесла она, – если бы у меня еще оставались мужество и надежда, я смогла бы защитить себя, ибо все члены тайной ассоциации, с которой вы боретесь, подчиняются этому знаку.
– Это же удавка! – живо воскликнул Андре.