- Раньше на Картли...

Гробовое молчание сковало зал. Зураб с нескрываемым ужасом уставился на Саакадзе. 'Тысячи тысяч чертей! Он знает больше, чем говорит! Уже сколько дней минуло, как уполз хвост его, Папуна. Куда?! Не в Исфахан ли?!' И вдруг выкрикнул:

- А может, тебе, Георгий, известно, кто поведет войска шаха?

- И это известно, - медленно протянул Саакадзе.

Зураб вскочил и снова упал в кресло... Ему ли, вершителю судеб, не знать политики шаха? Понятно до мельчайшей пылинки! Нестан осталась в Давлет-ханэ, у любимой подруги Тинатин. Но разве Нестан похожа на голубку-смиренницу? Кто не знает ее способа бороться за себя? Кто забыл коварную Гульшари, которую все же победила Нестан? Значит, она станет женой Хосро-мирзы, и отщепенец с вероломной вместе будут осаждать в первую голову замок Ананури. Конечно, она виделась с Папуна и передала обширные сведения, ведь шах обо всем советуется с Тинатин... Значит... О сатана, о желтая чинка! Она собирается помирить Саакадзе с Хосро! Ведь царевич многим обязан 'барсу'! А может, шах этого хочет?! Тогда... Что такое? Не рушатся ли уже замки князей, отвернувшихся от Саакадзе?

Зураб мутными глазами оглядел зал.

Словно по мановению волшебной палочки, зал пришел в движение. Пораженные князья кричали хором, не слушая друг друга. Квели Церетели бегал вдоль кресел, хватая за куладжу то одного князя, то другого. Плотно обступив Саакадзе, забросали его вопросами, но он отвечал скупо, повторяя одно: 'Сейчас время действий, а не споров'. Зураб, нервно затеребив ус, вдруг выскочил на середину: нет, он не позволит, будто ковер из-под ног, вырвать у себя первенство, он единолично желает обсуждать поступки князей.

Даже ближайшие друзья - одни с изумлением, другие с неудовольствием поглядывали на зазнавшегося Зураба, а он, ничего не замечая, продолжал неистовствовать:

- Не думай, Моурави, что испугал нас! Знаю твои намерения, только и ты знай - время унижения князей прошло! Мы будем решать войны, а светлый царь да утвердит вырешенное... Я немедля сегодня выеду в Телави!..

- Мы еще тебя не выбрали, князь, - оборвал Мирван.

- А я не нуждаюсь в твоем разрешении, и потом все равно собирался: моя жена, светлая царевна Дареджан, гостит у царя, скучает, просит приехать...

- Мы не о твоей семейной скуке здесь толкуем, - насмешливо выкрикнул Ксанский Эристави, - дело твое за жаждущей веселья женой каждый месяц скакать в Телави, мы...

- О чем бы ни говорили, все равно без царя ничего не решите, хоть твоя жена, Иесей, к своему отцу, Георгию Саакадзе, реже и реже ездит гостить.

- Нашли время женами кичиться! - истерично закричал Квели Церетели. - О наших замках надо думать.

- Прав Квели! А то и жен негде будет держать...

- Ничего, князь Липарит, азнауры за твою верность им твой замок защитят от кизилбашей.

- Тем более, князь Цицишвили, что азнауры решили некоторыми замками от кизилбашей откупиться, - неожиданно сказал Дато.

- Я думал, здесь высший мдиван княжества, а не...

- Ничего, Зураб, в часы войны нередко смешиваются азнаурские и княжеские шашки. Кажется, именно азнаурская шашка спасла твою голову от османской пики.

- Э-э, Мирван, хорошо напомнил, - засмеялся старик Эмирэджиби, - кривой ханжал над головой Картли уже занесен, а мы о цагах беспокоимся!

И снова крик, взаимные упреки, пререкания. И снова Зураб требовал немедля поставить в известность царя, а Мирван требовал раньше выяснить позицию картлийских князей, напомнив, что первый удар должна принять Картли. Липарит предложил тотчас просить Моурави начать укрепление рубежей Картли соответственно изменившейся линии движения войск Ирана. Неожиданно для всех Квели Церетели твердо заявил, что он свое, обученное Моурави, войско передает в его полное распоряжение и просит защитить Сацициано от разграбления кизилбашей. Еще некоторые из колеблющихся несмело заявили, что Липарит прав - медлить опасно...

Видя такой неблагожелательный для себя поворот, Зураб поспешил напомнить титул Теймураза - 'богоравный' - и настойчиво уговаривал никаких решений сейчас не принимать, выбрать посланцев от имени высшего Совета, выехать в Телави и осведомить царя об изменении плана шаха Аббаса.

Саакадзе не спеша поднялся. И наступила тишина ущелья, перед тем как громоподобно зазвучал голос Моурави:

- Князь Зураб Эристави, запомни навсегда: я тебе не уста-баши лазутчиков. Сведения добываются мною и на мои большие ценности - для блага царства, и ими, для блага царства, я сам буду распоряжаться при одобрении верных сынов Картли-Кахети... Здесь больше ничего не скажу, ибо вижу тщетность моих трудов объединить владетелей. Кто желает моего совета, как укрепиться, пусть жалует ко мне, - помогу, ибо все ухищрения шаха мне известны... Ты же, Зураб Эристави, - изменник своему слову, ибо забыл данную мне клятву драться с иранцами рядом со мною. - И Саакадзе направился к двери.

- Куда же ты, Георгий? Кто тебе сказал, что я изменил клятве? Громко повторяю при всех: рядом с тобою буду драться с проклятыми персами! - в замешательстве выкрикнул Зураб.

Но Саакадзе даже не обернулся, его тянуло на простор, за стены города.

Ни Дато, ни Даутбек, ни тем более Эристави не нарушили глубокого молчания Саакадзе. Они молча повернули коней за Саакадзе и долго следовали за ним по опустевшему Дигомскому полю.

Спешный съезд азнауров в Носте не был тайным, напротив - приглашались и князья. 'Слишком опасный час испытания, чтобы не использовать любые средства', - так говорил Саакадзе, отклоняя предложение 'барсов' собрать только азнауров.

Никого не удивил приезд Трифилия с Бежаном, приезд тбилели и настоятеля Анчисхатского собора, но зато многих удивил приезд Квели Церетели, князей Мдивани, Качибадзе. Вахтанг Мухран-батони лично был приглашен Моурави. Не дожидаясь приглашения, прибыли Ксанские Эристави. Саакадзе повеселел: все же в Картли есть сознающие опасность и желающие в дружном усилии отстаивать отечество.

Не только Квливидзе, Гуния, Асламаз согласились на немедленное усиление и перестановку войск, но и князья и мелкие азнауры готовы были, не мешкая, отправиться на дальние рубежи и защищать проходы и подступы к Картли... И, как всегда в час угрозы, Георгий Саакадзе предложил предусмотрительный и четкий план ее отражения.

Но Саакадзе, рисуя заманчивый план 'Звезды Картли' - план разгрома орд шаха Аббаса, - умолчал, что он невыполним без пушек, которые Дато не удалось приобрести в Русии. Другой же план - 'Барс, потрясающий копьем', с упором на использование легкой конницы, как план окончательный, - Саакадзе не собирался открывать ни одному из владетельных князей, решив в надлежащий час представить его одному лишь царю, дабы сломить его упорство своим полководческим предвиденьем. Как бы то ни было, князьям, внимавшим ослепительным словам Саакадзе в Метехи, казалось, что их овевают уже крылья победы.

Ни пиров, ни остановок! Князья еще раз поняли: победа в полном подчинении Моурави, - и они спешно разъехались выполнять его военные поручения. А за ними выехали азнауры, торопившиеся вывести свои дружины к сторожевым башням передовой линии.

Последними остались Трифилий и Вахтанг, их задержал Саакадзе. Далеко за полночь длилась беседа.

- Может произойти все, что порождает зло, дорогой друг, поэтому советую: немедля убеди святого отца спрятать церковные ценности в тайниках Кватахевского монастыря. Пусть монахи удвоят высоту и толщину монастырских стен, а на них поднимут мешки с мелкой солью. Стены же снаружи смажут горячим воском, чтобы по ним легче соскальзывали лестницы и орудия осады. Думаю, новое придумал шах и его умные советники, мне неизвестные, поэтому укрепи дух монахов, и пусть к отравленным стрелам прибавят цветной огонь, этого боятся и люди и животные...

- Сделаю, сын мой, как ты советуешь, - согласился с Саакадзе настоятель, - завтра выеду в Тбилиси убеждать святого отца благословить тебя на ведение войны.

- Твоими устами говорит мудрость, отец Трифилий, - задумчиво произнес Вахтанг, - уже три дня спорят в высшем мдиване князья. Зураб - как одержимый... Каждый день Мирван посылает в Мухрани гонца. Отец обеспокоен, не верит в разумность царя.