Вардан теснее прижался к стене. Голоса, шумные, задорные, то удалялись, то приближались. Опасно, но если не я, Вардан, дам знать Моурави о Тбилиси, тогда кто?

Скрипнула дверь. 'Нездешний', - определил Вардан вошедшего, оценивая в четыре пятака старенькую рясу.

- Недорогую парчу? А разве парча сейчас не дороже человеческой жизни?

- Да защитит меня святая матерь, такая и даром не нужна!.. Сотворил господь человека по подобию своему...

- Масхара! Ты как смеешь смеяться?! - орал за дверью начальник гзири.

- Ваша! Ваша, батоно гзири!..

- ...и жизнь его да возвысится над суетой сует, - продолжал, несмотря на шум улицы, священник.

- Хорошие слова, божьи, говоришь, но время сейчас скорее для рыка каджи.

- Веруй, сын мой, веруй - и придут к тебе...

- ...тащи, тащи в 'Золотой верблюд'!.. Го... го... го!..

- ...'Все от Савы приидут, носяще злато, и ливан принесут... и дом молитвы моея прославится...'

- Э, Гурген-джан! Что, как столб, стоишь? Пойдем выпьем!

- Где наш староста? Где Вардан-джан?.. Что?.. В лавке?! Не время торговать!..

- Из далекого места изволил прибыть, преподобный?

- Из Самцхе-Саатабаго.

Вардан насторожился.

Внезапно ватага подмастерьев ворвалась в лавку:

- Выпьем, Вардан-джан, не время торговать!

Увидев священника, рванулись к нему:

- Благослови, отец, веселое вино! Выпьем!

Наполнив две чаши, поднесли Вардану и священнику:

- Мравалжамиер!.. Таши! Таши!

Кто-то пустился в пляс. Притворно хмурясь, Вардан подбородком кивал на священника. Ватага с выкриками 'таши! таши!' вывалилась из лавки. Вардан, будто от досады, поморщился и поплотнее прикрыл дверь.

- Наверно, серьезное дело, отец, имеешь, раз так рискнул... Не для всех здесь ворота без скрипа отворяются...

- Дщерь князю Шадиману привез и письмо к нему от благочестивой госпожи Хорешани. Осенило ее дар уготовить церкви. Изрекла чистыми устами: 'Нет благолепия в служении, если ряса не отвечает величию неба... и дерзаю думать, богу смиренная молитва во всякой одежде угодна, но прекословить не решился.

- Удостоился и я знать добрую княгиню Хорешани. Жаль, за азнауром замужем... долго ее отец, князь Газнели, не смирялся.

- Суета сует! Лучше азнаурского не создал господь сословия, - врагов Христа сражают. Да ниспошлет господь бог им удачу!..

- Э-э, люди, на аспарези спешите! - надрывался глашатай.

- Такое, отец, не советую здесь громко говорить, можешь себе повредить.

- Истинно, жизнь моя в божьих руках. Правду никто не принудит сокрыть... Уразумел я, нет у тебя дешевой парчи.

- Пусть у врагов Христа ни дешевой, ни дорогой не будет!

Вардан запер на задвижку дверь, вышел в темный чуланчик, открыл ключом нишу и, выбрав три куска парчи, вернулся к прилавку. Под доносящиеся крики и чьи-то вопли священник с восхищением смотрел на переливавшуюся золотом и серебром парчу:

- Благодать господня! Умудрил людей вездесущий сотворять подобную красоту! Но, мой сын, богатство сие не мне предназначено...

- Еще цену не узнал, отец, уже недоволен... Парча стоит ровно половину монет, пожертвованных княгиней Хорешани...

Немало удивился священник, узнав стоимость парчи: действительно, можно вернуть княгине почти четверть полученного. Он сказал об этом Вардану как раз в тот миг, когда купец со вздохом вычислял убыток от этой продажи.

'Но Хорешани направила ко мне не в меру честного священника, размышлял Вардан, - значит, еще поручение есть. Все же с ним осторожность, больше, чем с мошенником, нужна, - слишком открытый'. И Вардан равнодушно спросил, не имеет ли еще какие-либо желания служитель неба.

Обрадованный вопросом священник переждал, пока мимо дверей не промчалась ватага орущих подмастерьев, и извлек из кармана рясы свернутый платок.

Вардан и бровью не повел, но был ему слишком хорошо знаком орнамент осколка. 'Следовательно, Моурави знак посылает, что получил кальян и еще нуждается в сведениях о тбилисских делах. Знает ли священник об этом? Нет, робко просит достать кувшин такой же расцветки... 'Сам нигде не нашел...' Еще бы!

- Твоя правда, отец, я всех знаю, может, и помогу. Но почему только такой расцветки? Можно лучше найти.

- Нет, нет, сын мой, не ищи лучшей! - священник, краснея, путано объяснил: - Разбила она... и непременно такой просила отыскать...

- Отыщу... Долго пробудешь здесь?

- Князь Шадиман сказал, после вторичной беседы отпустит... Еще надеюсь сподобиться святого отца лицезреть... Вот, сын мой, хула с твоих уст сорвалась на азнауров, а благодаря им церковь моя первой стала.

- Об этом, отец, тоже советую не рассказывать, особенно у святого отца... Царю не покорны - значит, враги. Наверно, тебя будут спрашивать о... о жизни Саакадзе...

- Если спросят, не оскверню уста ложью.

- Прошу, отец, - взмолился Вардан, - никому не рассказывай, что у меня парчу нашел!.. Узнают в Метехи, княгини потребуют на каба себе, а цену половинную платят, убыток мне большой... лишь для церкови решил эти три куска держать... Я отмерю тебе, отец, сколько сторговал... Но советую взять вместе с кувшином - в день, когда покинешь Тбилиси.

Священник заверил, что поступит по совету купца, и, немного помявшись, попросил помочь достать ему казахскую плетку для...

Не дослушав, Вардан поспешно открыл дверь:

- Э-э, Гурген!

Нехотя оторвавшись от подмастерьев, в десятый раз передававших подробности боя в Лоре, слышанные от рыжебородого сатаны, Гурген вошел в лавку с пылающими от удовольствия глазами. Поклонившись священнику, он внимательно выслушал многозначительный приказ Вардана:

- Понял, Гурген, какой товар нужен?.. Пусть Сиуш лучшую плетку сделает. Скажи: из Самцхе-Саатабаго служитель церкви прибыл... Должен угодить... рукоятку из слоновой кости пусть ввинтит...

Через серебряные нити занавески и цветную синель проникло утро, скользнуло оранжевой полоской по полуоткрытым деревянным створкам, где хранилась лечаки, по бохче - атласному платку, расшитому золотом, по небрежно брошенным на табуретки изумрудным шальвари, кинуло блики на маленькие сафьяновые коши, заиграло бисерными кисточками малиновых подвязок, подкралось к несмятому покрывалу, белизной глади соперничающему с ледником, и коснулось полуопущенных густых черных ресниц.

Магдана с трудом открыла глаза и, недоуменно озирая опочивальню, резко приподнялась на локтях. Под узорчатой кисеей рубашки неровно подымалась девичья грудь. Грустная улыбка тронула уголки губ Магданы, и она ладонью заслонилась от яркого света, словно стремилась сберечь какие-то сладостные видения.

В тревожном, несбыточном сне ей привиделось Самцхе, окруженное лесисто-зелеными склонами, которые отражались в горных недвижных озерах, окаймленных темно-красными скалами. Из окон замка неслись призывные звуки чонгури, и с голубым отливом розы, в такт чарующей музыке, нежно шуршали у