напряженно ждали. Отдышавшись, Иванэ солидно начал:

- Дочь моя, что в прошлую пасху замуж вышла за Арсена Беридзе из деревни Лихи...

- Да даст тебе бог победу, это мы давно знаем, что вышла, - нетерпеливо пробасил прадед Матарса.

- ...сейчас приехала гостить с мужем, двумя деверями и с отцом и матерью Арсена. Давно хотели, случая подходящего ждали. Теперь наша госпожа Русудан, да живет она тысячу пасох, день своего ангела готовится встретить.

- С подарком или так приехала? - засуетился дед Димитрия.

- Без мыслей о подарке в такой день лягушки путешествуют.

- Может, лягушка скакала, скакала и проглотила твои мысли?

Иванэ помолчал, потом медленно проговорил:

- Лучше, когда тайна вовремя открывается.

- Выходит, против народа идешь?! - вспыхнул дед Димитрия. - Тайна! Для замка тайна хороша, а не для общества, которое мучается, не зная, чем госпожу обрадовать.

- А если не скажешь, - пригрозил прадед Матарса, снедаемый любопытством, - тебя из братства выкинем! Бери тогда медный поднос с гозинаками и иди один со своей дочерью замок поздравлять.

Прадеда дружно поддержали. Такое решение не пришлось Иванэ по душе, он покосился на молодежь и нерешительно протянул:

- Почему испытанию подвергаете, что я - жених?*

______________

* По грузинскому народному обычаю, жених на свадьбе подвергался различным шутливым испытаниям.

- Э-э, хорошо, о женихах вспомнил. Передай своему зятю Беридзе из Лихи, пусть больше не втискивает ноги в праздничные цаги, нам самим невесты нужны. У меня сын тоже жених, сказал, если увидит речного ишака вблизи дома своей Тато, так то отвернет, без чего это не будет.

- О-xo-xo! Прав Петре, и еще передай: пусть откормленный рыбой брат Арсена не кружится напрасно у плетня бабо Кетеван, все равно не отдаст она свою внучку лиховцу.

- Почему? Красивый, богатые подарки новой родне приготовил.

- У нас в Носте не за подарки любят. Только не время песок в ступе толочь, говори, что привезете?

- Для вас с удовольствием скажу, только, кто раньше срока проговорится, пусть чинка ему язык прищемит.

- Аминь! - выкрикнул озорной Илико.

- Говорящую птицу привезли...

Ностевцы обомлели. Дед Димитрия заерзал, сдвинул папаху на лоб и вдруг захлебнулся смехом:

- Долго трудилась зазнавшаяся семья твоей дочери, пока сороку врать научила?

- Почему зазнавшаяся? - насупился Иванэ. - Что богаты, на это воля царей. Еще Пятый Баграт утвердил за Лихи право речную пошлину собирать, другие цари тоже утверждали, пусть богатеют. Зачем зависть показывать? Сороку духанщики любят, народ веселит... Но не сорока привезенная птица, она красотой радует. А браслет, даже золотой, молчит, как чучело.

- Кошка не могла дотянуться до куска мяса и сказала: 'Сегодня ведь постный день!' - как бы ни к кому не обращаясь, добродушно напомнил толстый Петре.

- Всякая муха жужжит, но против пчелы все они лгут, - так же добродушно отпарировал Иванэ, закинув за плечо спустившийся рукав чохи. - Эта птица из чужих земель, даже священник с трудом угадал откуда. С утра поет - чан ан дар ас. Живот у нее зеленый, крылья цвета радуги, хвост розовый, голова синяя, а клюв похож на нос мегрельских князей.

- Если такая умная, почему не поет: сгинь, шах Аббас! - обозлился худой Бакар.

- Из уважения к тебе, дорогой, не поет, - вдруг шах тебя на минарет посадит!

- Тише! Не время словами колоть.

- Ив... ива... нэ, ты... ты правду говоришь, - задыхался прадед Матарса, - живот зе... ле... ный?

- Еще бы не правду! - довольный произведенным впечатлением, гордо возвысил голос Иванэ. - Сначала, когда Арсен поймал ее на охоте, сам испугался - думал, не птица, а заколдованный сын дэви. Но птица с удовольствием выпила вино, поклевала гоми, осененную крестом, мед тоже попробовала и посмотрела на небо, только на лобио рассердилась - много перца положили, на чужом языке неудовольствие выкрикнула. Побежали за священником. Он послушал, немного покраснел и сказал, что птица, слава святому Евфимию, перелагателю священных книг на грузинский язык, ругается по-гречески, иначе все бы попадали от такого, прости господи, сквернословия. Повертел в руках оброненное розовое перо и еще больше сам покраснел: 'Пускай, говорит, женщины выходят из дома, когда птица ругаться захочет'.

- А какие бранные слова? Священник не повторил? - облизывая усы, прадед Матарса весь подался вперед.

- Не повторил - мало горя. А вот птицу не велел долго в Лихи держать...

- Го-го-го!.. - загоготал толстый Петре. - Потому и решили твои умные родственники нашей госпоже Русудан в день ее ангела розового ишака подарить?

- Пусть розового для тех, у кого язык с костью! А у кого ум не гость, понимает: не все птица ругается, иногда и нежнее чонгури поет. Такого ишака ни у кого нет, даже у царицы.

- Высохший бурдюк! - чуть не подпрыгнул на бревне дед Димитрия. Хотите, чтоб в день ангела нежнее черта всех обругала?!

- Почему? Птица с тобой одну воду пьет. Потом не только неучтиво обзывает, не только песни выводит, а еще так хохочет, что сам азнаур Квливидзе позавидует... На счастье подарим, ибо один отшельник благословил ее... Такое было: не успел войти отшельник и на икону перекреститься, как птица тоже одной лапой перекрестилась и закричала: 'Христос воскресе!'

Глубокое молчание сковало берег. Толстый Петра и худой Бакар насколько возможно отодвинулись от Иванэ. Наконец дед Димитрия сухо спросил:

- Наверно знаешь - птица не сатана? Может, не он ее, а она твоего Арсена на охоте поймала?

- Почему? Арсен с тобой один хлеб ест.

- Э-э! Тут не все чисто, пусть обратно везут!

- Не пустим в замок!

- Кация, начинай заклинание: Ароз, Мароз, Анбароз!

- Принесенное ветром ветер и унесет!

Поднялся общий ропот. Озорник Илико предложил натереть птицу чесноком. Иванэ в сердцах стянул папаху и швырнул наземь.

- Напрасно стараетесь, все равно преподнесем. Отшельник святой водой птицу окропил, если сатана - почему не издохла?

Деды переглянулись, а Иванэ еще больше распалился:

- Еще отшельник такое рассказал: было утро или вечер, твердо никто не знает, только развеселился бог и ласково ангелам сказал: 'Я все создал, всех радостью наделил, теперь могу веселиться'. Тогда Габриел снасмешничал: 'Нет, наш великий бог, не все в твоей власти'. - 'Что-о-о?' - закричал бог. И от его крика гром не вовремя на землю упал и все виноградники придавил. Только бог от гнева ничего не замечал. 'Как смеешь сомневаться в моей силе? Или тебе крылья надоели? Так я...' - 'Я правду говорю, - ничуть не испугался Габриел, - если все можешь, почему говорящую птицу не создал?' - 'Хо... хо... хо', - захохотал бог, и от его смеха солнце к земле пригнулось и сожгло все посевы. Только бог от самолюбия ничего не замечал, схватил палку, ударил по тучке, и оттуда выскочила птица и сразу затараторила: 'Я сорока! Я сорока!' Все ангелы ради угождения богу захлопали крыльями, один Габриел молчал. 'Опять недоволен?!' - вздохнул удивленный бог. И от его вздоха все фрукты недозрелыми на землю упали... Но бог и на этот раз не обратил внимания на землю - очень обиделся: сколько хорошего для чистых и нечистых сделал, а самый любимый ангел смех, как речной песок, сеет. Видя, что от гнева бога страдают люди, Габриел кротко сказал: 'Как смею я быть недовольным всевышним владыкою? Только никого сорока не удивит, скучные перья имеет'. 'Что ж, - насмешливо ответил бог, на этот раз, слава богу, спокойно, потому на земле ничего не случилось, - могу таких веселых птиц сотворить, что от изумления небо рот откроет'. И схватил бог кусок солнца, кусок радуги, кусок зари, синий воздух тоже ущипнул, не забыл ни восхода, ни захода. Когда вновь выдуманная