время от времени направлять мои корабли по нужному курсу? Ты мог бы зарабатывать на этом деле четвертую часть нашей добычи с каждого корабля, взятого моими людьми по твоим координатам, и это уже целиком шло бы
в твой карман, а не в общий, то есть Килигрю. Что ты на это скажешь, мой мальчик?
— Риск слишком уж велик, сэр Томас, — замялся Белч.
— Верно, велик, — улыбнулся Грешем, — но удача сулит покрыть его густым туманом. К тому же ты сам выбрал для себя такую дорогу, на которой без риска не сделаешь ни единого шага. Что ж, посоветуйся со своей будущей женой. Я полагаю, вы теперь вместе будете на своем корабле?
— Разумеется, но советоваться с женой по столь важным вопросам — это значило бы попасть ей под каблук. Главой и хозяином семьи должен быть мужчина, даже если его жена является таким же пиратом, как и он сам, не так ли, сэр Томас?
— Чрезвычайно глубокая и верная мысль! Очень жаль, что далеко не все мужчины созрели до ее понимания. Ну, так что же ты скажешь мне в ответ на мое предложение, а, Роди?
— Я думаю, если за дело взяться с умом и действовать осторожно…
— Браво! Я знал, что ты согласишься, мой мальчик. Благодарю тебя. О деталях этого дела мы еще поговорим в свое время. Ну что ж, Роди, до свадьбы, я полагаю?
— До свадьбы, сэр Томас!
— А теперь возьми вот это. — Грешем передал Белчу кожаный кошелек, до краев набитый золотыми монетами. — Не к лицу и не к чести столь видному жениху ходить с пустыми карманами. Скажи сэру Джону, что я жду его приезда в Лондон — нам есть о чем поговорить с ним с глазу на глаз. Прощай, мой мальчик. Да благословит тебя Господь.
Когда Белч, откланявшись, покинул кабинет Грешема, а Кау вновь по-
явился там, Грешем проговорил:
— Немедленно дайте соответствующие приказы о розыске Чанслера
и Смита. И пусть люди начнут свои поиски с порта Фальмаут. И найдут, непременно найдут Чанслера и Смита! Непременно, Кау, непременно!
Назначьте очень приличную награду. Очень приличную, Кау, не жадничайте и не экономьте на подобных делах. Люди всегда наперед должны знать, чего ради им предлагается в очередной раз рискнуть своей головой. Кроме того, Роберт, детально обсудите с Одричем и подготовьте толковые предложения в связи с новым положением Белча: он становится зятем сэра Джона Килигрю и его первым помощником. Сам адмирал скоро пожалует ко мне с приглашением на свадьбу своей дочери, этой строптивой и прожженной пиратки, с нашим хитрецом Белчем. Ах, Роберт, никогда не знаешь наперед, на чью шею следует набросить петлю, а с чьей снять ее… Признаться,
я никогда еще не бывал на свадьбе двух пиратов. Впрочем, похоже, в наше время никто с уверенностью не может сказать, на чьей свадьбе он сейчас разделяет свою радость — на пиратской или обычной… Ну да Бог
с нею, с этой свадьбой. Гораздо важнее весьма вероятное сближение двух наших фирм — оно представляется мне достаточно многообещающим делом. Продумайте детали. Завтра на совещание пригласите сэра Джона Грешема. А сейчас, Роберт, пригласите Одрича, а сами позаботьтесь о поисках Чанслера и Смита. Вам хватит времени?
— В такие воскресенья, сэр Томас, все наши люди на своих местах и мне вполне достаточно будет пятнадцати минут, чтобы отдать необходимые распоряжения.
— Прекрасно, Роберт. Вы отлично организовали работу всех наших служб, благодарю вас. Держите меня в курсе этого дела.
— Разумеется, сэр Томас.
Глава XXIV
— О, Том, старина, Я всегда чертовски рад видеть тебя, — с мягкой и ласковой улыбкой приветствовал Грешем своего ближайшего друга, компаньона и первого помощника.
— Я тоже, Томми, и ты это хорошо знаешь, надеюсь. Но послушай, ты принимаешь сегодня всю ныне здравствующую и правящую династию Тюдор и некоторых из ближайших их придворных, а у тебя полная приемная народу! Уж не думаешь ли ты ради незыблемости традиции пожертвовать столь важным делом, как прием королевской семьи, чем не может еще похвастаться ни один купец Англии?
— Ты, разумеется, прав, дружище, и я приму сегодня далеко не всех наших помощников. К тому же у меня все готово, и главное, я чувствую, что готов уже и сам.
— Превосходно, Томми, ты успокоил меня. Ну что ж, начнем?..
…Сэр Томас Грешем и сэр Томас Одрич.
Если верить древней легенде, богиня судьбы Фортуна была совершенно слепа. Но тогда каким же образом две эти судьбы человеческие могли найти друг друга и переплестись в нечто единое, неразрывное, сросшееся, как два ствола одного дерева? Похоже, не так уж безнадежно слепа была эта премудрая особа!
Одного года рождения (они приближались к завершению своего четвертого десятилетия), одного роста (шесть футов два дюйма)60, они и внешне были чем-то похожи друг на друга. Оба широкоплечие, с темно-серыми глазами, с весьма приятными, строго пропорциональными чертами лица — видные, даже породистые мужчины, как говорят о таких людях в салонах лондонской знати. Вот только Томас Грешем заметно щурился от близорукости, а Томас Одрич слегка прихрамывал от увечья, добытого им в раннем детстве. Кроме того, у Грешема были длинные, почти до плеч, темно-соломенные волосы с искусно подвитыми концами, а Одрич с большим достоинством и видимым удовольствием носил свою большую раннюю лысину
и очень любил нежно и медленно поглаживать ее попеременно то левой, то правой ладонью, когда погружался в чтение или напряженно думал.
Томас Одрич был одним из семи сыновей средней руки джентльмена
из Ньюбери в Беркшире. Его достойный папаша всерьез полагал, что пяти фунтов стерлингов в год более чем достаточно для обучения, пропитания
и проживания одного из своих отпрысков, отнюдь не обремененного семьей и изысканным воспитанием. Впрочем, большего он и дать-то не мог, потому что, по словам Томаса, кроме целого отряда сыновей в доме его отца ходило и ползало еще некоторое количество дочерей. Недаром, видимо, его соседи подшучивали над ним в том духе, что он, дескать, не так любит детей, как само это занятие…
Томас Грешем происходил из богатой купеческой семьи, давно взявшей в свои руки бразды правления в Сити61. Красивый, умный, физически здоровый и сильный, а к тому же еще и самый богатый из всех учившихся в ту пору студентов Кембриджского университета, он не мог не привлечь к себе пристального внимания не только студентов, но и профессоров. В самом деле, они рассматривали (и не без оснований) появление в этой аристократической цитадели науки едва ли не первого представителя купечества как некое знамение нового времени. Через несколько десятилетий купеческие дети заполнят все университеты Англии, но пока Томас Грешем был белой вороной, которую видели издалека и все.
Оба Томаса сошлись как-то сразу. Одрич с искренним, неподдельным восторгом и откровенным обожанием смотрел в глаза, рот и карман Грешема, а тот, с рождения привыкший к власти и поклонению, не мог не оценить преданности и других полезных качеств этого бедного молодого джентльмена. Грешем был на редкость волевой, сильной натурой, а к таким людям всегда тянутся и остаются их искренними и добровольными друзьями-пленниками все те, у кого таких качеств слишком мало или нет вовсе. Скорее всего, именно такими соображениями можно было бы объяснить отношения, сложившиеся между обоими Томасами, Грешемом и Одричем, сразу же по их знакомстве в Кембриджском университете, но затем, с годами, настолько углубившиеся и расширившиеся, что можно было бы уже говорить, пожалуй, о таком духовном братстве, которое отнюдь не всегда существует у братьев по крови.
С первых дней поступления в Кембриджский университет Томас Грешем дал ясно понять своим собратьям-студентам и профессорам, что намерен
