— Что «как»? — Чен сделал вид, что не понял.
— Как... в целом?
— В целом неплохо. На некоторое время мы оторвались, но обольщаться не стоит — руки у них длинные. Сейчас ты позавтракаешь, я с тобой выпью кофе, и мы поедем дальше. Весь завтрашний день ты проведешь с девушками, без меня.
«С девушками, значит».
— С девушками?
— Там будет еще одна, кроме Крысы. Точно не знаю кто, вроде бы американка. Так вот, я с вами поужинаю, утром уеду, а к вечеру опять заеду за тобой.
— Понятно.
— Ничего тебе не понятно, — досадливо поморщился Чен. — Крыса сейчас в хороших отношениях с хозяином виллы, на которую мы едем...
— Она спит с ним?
— Дело не в этом.
— Ни хрена себе!
— Поверь, пожалуйста, я знаю, о чем говорю. — Чен легко, двумя пальцами коснулся руки Андрея. — Тебе не нужно беспокоиться об отношениях Крысы с Ши-фу.
— Я слышал про Ши-фу. Кто он такой?
— Придет время, узнаешь. И с Крысой вы будете вместе — но не сейчас.
— Так она спит с ним?
— Она учится, — нисколько не раздражаясь, ответил Чен. — Такой ответ тебя устраивает?
«Ну,
— Так что будь осторожнее, — продолжил Чен. — Лишних проблем нам не надо, у нас и нелишних хватает. Ты поел? Тогда поднимайся, отдыхать некогда.
«Вот тебе и приятная встреча», — подумал Андрей с некоторой отрешенностью.
На улице уже окрепла жара, но что-то в ней было не так: словно невидимые клубы влажной прохлады прокатывались в горячем воздухе, чуть пощипывая кожу, да и падающее давление временами нажимало на виски.
— Молодец, правильно заметил, — кивнул Чен и объяснил: — Муссон идет, сезон дождей. А вместе с ним и большие проблемы.
— Для кого?
— Для всех. И для тебя в том числе.
Несмотря на влажную жару, в машине стояла ровная приятная прохлада — Вонг уже включил кондиционер. Из приемника лилась негромкая музыка. Андрей глядел в окно, думая о Крысе.
...Последний раз они виделись в Париже, в маленьком номере дешевой гостиницы, расположенном под самой крышей. Стены и потолок были оклеены бумажными обоями с пестрым цветочным рисунком. Почти всю комнатку занимала большая кровать с высокой спинкой, поблескивающей черным лаком. Когда их тела остыли после объятий, Андрей встал с этой кровати и растворил окно. В комнатку пошел прохладный воздух, послышались гудки автомобилей. Он стоял у окна, смотрел, как Крыса, сидя в постели, прикладывает к телу то узкие прозрачные трусики, то кружевной лифчик.
— Где ты их купила? У «Диора»?
— Что я, идиотка? В обычном универмаге можно найти куда лучше. От «Диора» надо звонить, у них телефоны бесплатные.
В этом была вся Крыса.
Напротив окна торчала оштукатуренная грязноватая стена, тускло подсвеченная фонарем, а за черным углом крыши в ночное небо поднималась ажурная, ярко-оранжевая Эйфелева башня...
Сейчас, сидя в машине, он подумал о своей конторе. Почему ему позволили эту «порочащую» его связь с Крысой? Бог с ним, с трибуналом или пулей в затылок, вроде не ко времени. Но ведь даже от дел не отстранили. Не было ни одного разговора с начальством на эту тему. Так или иначе, Шинкареву нужна была рабочая версия, и он принял для себя несколько вариантов.
Во-первых, ко времени первой встречи с Патрицией он был уже не сотрудником фельдъегерской службы, а курьером частной (якобы) фирмы. Много эта разница не значила, но сама-то силовая структура, где прежде работал Андрей, к моменту его «крысиного» знакомства еще не оправилась от чистки, устроенной по приказу Первого Всенародно избранного. Возможно, до Шинкарева просто руки не дошли.
Во-вторых, посреднический бизнес только ставился, и подготовленными курьерами, способными изо дня в день тянуть лямку служебных командировок, просто так не бросались. Тут уж не до репрессий за случайные связи с иностранными гражданками.
И, в-третьих, прессовать Андрея в ту пору, то есть в начале девяностых, было небезопасно. Его прикрывала собственная сила. Обратись он за помощью к Эдику Амбарцумяну и его карабахским армянам, с которыми незадолго до того сидел в окопах под Степанакертом, так неизвестно, кто бы кому головы поотворачивал. Потом это стало неактуальным, работа пошла своим чередом, а Эдик получил крупную должность в армии Нагорного Карабаха. В Академию Генерального штаба приезжал на переподготовку. Выпили они тогда столько, что как-то утром Андрей Николаевич, выражаясь англицизмом, «нашел себя» натуральным образом в канаве. Начальство же продолжало помалкивать, словно приглядываясь и ожидая чего-то. И дождалось — китайской оферты[5] и какого-то загадочного Ши-фу. «Вот только к добру ли?»
Гладкое черное шоссе извивалось на серпантинах, забирая все выше к перевалу. Проскакивали встречные машины, попадались двухколесные повозки, запряженные парой медлительных буйволов или маленьким японским трактором. В разрывах мохнатых зеленых склонов мелькали дальние вершины.
— Здесь есть настоящие горы, со снегом? — спросил Андрей.
— Нет, таких нет. Выше, на плоскогорьях, есть что-то вроде горной саванны: холмы, сухая трава, маленькие деревья.
— Там кто-нибудь живет?
— Конечно, живут, много. Скот пасут.
— И кто это?
— Чеченцы.
— В смысле?!
— В смысле головной боли для властей. Думаешь, только у вас сепаратисты водятся? Их везде хватает. Но и настоящие чеченцы понемногу подтягиваются; с ними афганцы, таджики, албанские шиптары. А там и прочие: литовские подрывники, украинские снайперы. Серьезные ребята.
«А вы как думали!!»
— А почему тебя горы интересуют? — продолжил Чен, — ты что, альпинист?
—
— Как Сталлоне? Фильм такой есть — «Скалолаз». А скал здесь хватает — вон, смотри.
— Да, красиво.
Машина, разогнавшись на длинноте спуске, вкатилась на высокий легкий виадук, соединяющий склоны ущелья. Слева, на подъеме, ущелье запиралось отвесными скалами, обросшими густой зеленью. По складкам вулканической породы извивались черные жилы, играющие кварцевым блеском; со столбчатых каменных ступеней свешивались пенные струи водопада, а выше всего, в ярко-синем треугольнике неба, стояли круглые белые облака. Сбегая от водопада, бутылочно-зеленая вода бурлила среди мокрых темно- красных валунов.
— Красиво, — повторил Шинкарев.
— Еще насмотришься.
— Что значит — насмотришься? Я что, здесь надолго?
— А надолго и не надо. Пару дней в деле, и ты эти красоты видеть не захочешь. Но, может, и
