Зонтаг держал в руке «маузер Брумхэндл». Увесистая штука, килограмма полтора, и весьма искусной работы. Курок пистолета был взведен. Если обойма спереди от спускового крючка была полная, то в ней насчитывалось десять девятимиллиметровых патронов «парабеллум».

Мой пистолет лежал в кармане пиджака, висевшего на стуле метрах в двух от меня. Два метра — это очень много. Я попятился от двери.

Зонтаг закрыл ее за собой. Он был все такой же высокий, красивый и светловолосый, правда, сегодня он предпочел черный костюм серому. Может, решил, что тот больше соответствует обстоятельствам.

В левой руке он держал черный кожаный портфель. Наверное, в нем он носит свой пистолет. Кобура у «маузера» бывает кожаная и деревянная, которую можно использовать в качестве приклада, чтобы стрелять от плеча. Но они обе громоздкие, да и пиджак будет сидеть на вас уже не так хорошо.

— Где Тернер? — спросил он.

— Зачем она вам?

— Вопросы задаю я. Отойти назад. Сесть на кровать. Нет, еще дальше. Поднимите ноги и скрестите их в лодыжках. Так. Теперь руки. За голову!

В таком положении я ничего не смог бы сделать так, чтобы он ничего не заметил.

Держа меня под прицелом, Зонтаг подошел к письменному столу, бросил портфель на темно-зеленый бювар, вытащил стул, развернул его и уселся, положив ногу на ногу — правую на левую. Правую руку с пистолетом он прижал к бедру.

Он расположился со своим «маузером» точно посредине между мною и моим маленьким автоматическим «кольтом». Впрочем, теперь для меня это уже не имело большого значения.

— Где она? — спросил Зонтаг.

— Не знаю.

Он взглянул на дверь, потом снова на меня.

— Неважно. Я оставил записку у дежурного. Она поднимется сюда.

— И что потом?

— Узнаете.

— Что стряслось?

Он покачал головой.

— Сказал же, здесь вопросы задаю я.

— Все же было в порядке. Мы с мисс Тернер прекрасно со всеми ладили. Лучше некуда. И тут вас подсылают с пушкой.

— Тихо.

Тогда я выложил единственный свой козырь:

— Знаете, а вас видели. В Берлине. Накануне убийства Нэнси Грин.

Его голова дернулась, будто я залепил ему оплеуху.

— Я никогда… — Зонтаг вдруг смолк. Видно, смекнул — отрицать что-либо уже бессмысленно. Он снова глянул на дверь и повернулся ко мне.

— Лжете, — сказал он.

— Ночью в понедельник вы вдвоем вернулись к ней в пансион. Поздно, в четвертом часу утра. У дверей она никак не могла найти ключ. Тогда вы открыли дверь своим ключом.

Его глаза сузились.

— После того как вы поднялись к ней в комнату, вы ее чем-то ударили. Может, вот этим. — Я кивнул на «маузер».

Он бросил взгляд на пистолет. Затем посмотрел на меня и слегка приподнял дуло.

— А после того как она потеряла сознание, — продолжал я, — вы ее задушили. Потом уложили на кровать. Сняли с нее туфли. Руки сложили на груди. Очень эффектно. Мисс Тернер считает, вы ее любили.

— Она была ничтожеством! — огрызнулся Зонтаг. Его глаза округлились. Я подумал, что злость в собственном голосе поразила его самого. Он встряхнул головой, как будто стараясь собраться с мыслями. — Безмозглая английская потаскуха, — презрительно бросил он. — Никчемная тварь. А эта ваша история — чушь. У вас нет никаких доказательств.

— У полицейских в Берлине есть свидетель. И знаете, Гуннар, я думаю, что вашим дружкам здесь, в Мюнхене, это известно. Тем, кто вас сюда подослал. — Я в этом сомневался, но порой кое-кому совсем не вредно пустить пыль в глаза. — Думаю, вы теперь годитесь только для одноразового использования. Вы говорите, что спрашивали про мисс Тернер у дежурного? Он вас запомнит.

— Это уже без разницы. Вас найдут вместе. — Он усмехнулся. — Видите ли, вы сначала убили ее, а потом сами застрелились. Никто и не вспомнит, что перед тем вас кто-то навещал. — Еще одна усмешка.

— За что же я ее убил?

— Вы узнали о ее шашнях с Эриком фон Динезеном.

— И фон Динезен, конечно, все подтвердит.

— Конечно.

— Что ж, Гуннар, думаю, ваш план неплохой. Только позвольте я на минуту опущу руки?

— Не сметь! Руки за голову!

— Ладно, ладно. Тогда ответьте мне на один вопрос. На один-единственный.

— Спрашивайте.

— За что вы убили Нэнси Грин?

Зонтаг ничего не ответил, он даже бровью не повел. Просто сидел и наблюдал за мной.

— Вы что-то ей рассказали? — спросил я. — Чего не стоило рассказывать?

Он презрительно хмыкнул.

— Неужели вы и в самом деле думаете, что я мог что-то рассказать вашей Нэнси Грин? Что я доверю глупой девке какие-то важные сведения?

— Тогда почему?

Зонтаг прищурился.

— Вы действительно не понимаете?

— Абсолютно.

Он взглянул на дверь и снова повернулся ко мне.

— Она видела кое-что такое, чего не должна была видеть. То, что было при мне, когда мы встретились с ней во вторник.

— И что же это было?

— Удостоверения.

— Зачем же было ее убивать из-за каких-то там удостоверений?

— Это были бланки матросских удостоверений. На русском. И одно из них — на имя Петра Семеновича — все еще лежало у меня во внутреннем кармане пиджака.

Я почувствовал себя полным дураком. Если бы я передал удостоверение Биберкопфу, он рано или поздно выяснил бы, что оно фальшивое.

— Значит, все было подстроено, — сказал я. — Те молодчики у «Микадо». Это были подручные