— Ничего невероятного тут нет, — возразил я. — Он же останавливался в одном из тех шикарных отелей. А их всего-то два или три, и она, похоже, успевала их обслуживать. Она девица не промах. Не каждая проститутка согласилась бы исполнять его прихоти.

— Когда же это было? Когда он с ней встретился?

— Может, в первую ночь по приезде в Берлин. В понедельник. Пуци сказал, что после ужина они все отправились спать. Должно быть, все, кроме Гитлера.

Мисс Тернер покачала головой.

— Я думала, он рехнулся. Сегодня утром. Лицо… какое же отвратительное у него было лицо.

Я заметил:

— Пуци что-то такое говорил в Берлине. Насколько важно, чтобы с именем Гитлера не было связано никаких скандалов. А с Мангейм, думаю, как раз вышла скандальная история.

— Грета, — проговорила мисс Тернер. — Нужно ее предупредить. Я ему о ней говорила. Если он послал кого-то за нами, то наверняка пошлет и за ней.

— Мы и об этом позаботимся.

— Есть еще кое-что.

— Что именно?

— Эрик. Тут вы были правы. Гитлер мне все рассказал. Эрик ему обо всем докладывал. Постоянно. Выходит, вы правы и насчет того, что сведения о нас он у кого-то раздобыл.

— У Кодуэлла, напрямую или через кого-то еще. Я сегодня утром разговаривал с Купером. Он подтвердил.

— Зачем это Кодуэллу?

— Купер объяснил, что Гитлер интересует кое-кого в Лондоне. Но кого точно, он не знает.

— Раз так, значит, фальшивые паспорта, которые передал нам Кодуэлл, больше не годятся. Он мог сообщить нацистам наши имена.

— Мог. Так или иначе, они, возможно, нам еще пригодятся. Если же нацисты объявят нас в розыск, наши настоящие паспорта уж точно будут бесполезны.

Мисс Тернер покачала головой.

— Я чувствую себя полной дурой. Всю дорогу я думала…

— Послушайте, — сказал я, — вы все сделали как надо. Если бы вы не выстрелили, Зонтаг убил бы нас обоих.

Она снова покачала головой.

— Как же все это противно! Когда меня учили стрелять, инструктор предупреждал: нельзя ни в кого целиться, если не собираешься стрелять. И я боялась, что если я с ним заговорю, если начну его уговаривать, он меня просто пристрелит. Вот я и сделала… то, что сделала. — Она на мгновение закрыла глаза, потом снова открыла.

— И все равно на душе у меня мерзко.

— Оно и понятно, — сказал я. — Зато вы спасли мне жизнь.

Мисс Тернер отвернулась и уставилась в окно на мелькавшие мимо здания. Когда она снова заговорила, ее голос показался мне натянутым, как будто у нее горло перехватило.

— Что же теперь делать? Такси приближалось к вокзалу.

— Прямо сейчас, — ответил я, — я позвоню Биберкопфу.

Я рассчитывал, что у нас в запасе есть два часа, прежде чем Зонтага кинутся разыскивать. Вокзал пока был самым безопасным местом — но не поезда. Мы не могли сесть в берлинский поезд в надежде благополучно добраться до места. Как только тело Зонтага обнаружат, начнется розыск. Если Зонтаг говорил правду и если на ноги будет поставлена не только полиция, но и армия, тогда всякий, кто нас узнает, может позвонить с любой станции следования куда надо, и на следующей станции нас уже будут ждать.

Я склонялся к тому, что Зонтаг все-таки говорил правду. К тому же я припомнил слова Ханса Мюллера:

«С нацистами нужно держать ухо востро. Это плохие люди, и они повсюду. Не только в мюнхенской полиции, но и в государственной. И в армии. А здесь, в Мюнхене, у них особенно большое влияние».

В здании вокзала я заметил несколько телефонных будок и договорился, чтобы мне устроили разговор с Берлином. Услышав в трубке голос Биберкопфа, я рассказал ему обо всем, что случилось. И ничуть его не обрадовал. Кроме того, я сказал, что собираюсь делать. Тут я тоже ничем его не порадовал, но он кое-что предложил и дал мне номер телефона, который я записал. Потом я передал ему историю с Гретой Мангейм. И он обещал сделать все, что сможет.

Затем мы с мисс Тернер вышли из здания вокзала через центральный выход, взяли такси. И отправились в Швабинг к Хансу Мюллеру. Было без четверти три.

Дернув парадную дверь, мы обнаружили, что она не заперта, как и в прошлый раз, когда я сюда приезжал. Мы вошли в коридор. Те же голые лампочки на черных перекрученных проводах. Тот же затоптанный желтый линолеум кое-где отставал от пола. Я постучал в дверь к Мюллеру. Биберкопф предупредил, что сегодня вечером его кузен работает в вечернюю смену.

Никто не ответил.

Я подергал за ручку. Она вдруг повернулась, и дверь открылась. Меня это насторожило.

Я вошел в квартиру, мисс Тернер — за мной.

Мы обнаружили его в спальне. Он лежал на спине — на полу, в одних пижамных брюках. Одеяло на кровати отброшено в сторону. Он, видно, пытался встать с кровати, когда они нагрянули.

В него стреляли один раз — пуля попала прямо в сердце. Его неподвижное тело, бледное и угловатое, приобрело уже тот жалкий, брошенный вид, который я так часто видел раньше. Крови было немного, но входное отверстие казалось широким. Такое могло быть, пожалуй, только от пули девятимиллиметрового калибра. Стреляли, похоже, из такого же пистолета, какой сейчас лежал у меня в портфеле. А в портфеле Зонтага лежал пистолет Зонтага. Я присел на корточки и дотронулся до его щеки. Холодная. Он умер уже давно. Ночью или рано утром. Стоя рядом со мной, мисс Тернер спросила:

— За что?

Я встал.

— Он интересовался Зонтагом. Должно быть, нацисты это пронюхали.

— Кто же его убил?

— Не знаю. Может, тот же Зонтаг.

Я посмотрел вниз — на Ханса Мюллера.

Лицо уже потеряло розовую окраску. Стало бледным и восковым.

Мне он понравился. Своей энергией. Честностью. Серьезностью.

«Это плохие люди, и они повсюду… А здесь, в Мюнхене, у них особенно большое влияние».

И они его использовали, свое влияние. Мюллер пытался мне помочь, и они его убили.

— Что же теперь? — спросила мисс Тернер.

— Теперь, — сказал я, — мы ограбим мертвеца.

Ключи лежали на небольшом столике рядом со шкафом. Я взял их и сунул в карман.

Огляделся вокруг в поисках гильзы, но ее успели забрать.

Мы наскоро осмотрели квартиру, но не нашли ничего, что указывало бы на убийцу. Тот, кто это сделал, визитку не оставил. И тут я вспомнил. «Маузер»… вот он и пригодился.

В гостиной я открыл портфель, вынул «маузер» и носовым платком стер с него свои отпечатки пальцев. Стараясь не оставить новых следов, я осторожно положил пистолет на кофейный столик, а платок сунул обратно в карман.

Мисс Тернер следила за мной во все глаза.

— Зачем все это?