Я отвернулся. Насколько я мог судить, Пул только что пережил инфаркт или инсульт. И то, что он кашлял кровью, не давало никакого повода для оптимизма. Я смотрел на человека, который без неотложной помощи был обречен.

— Я останусь с вами, — сказала Энджи.

Мы посмотрели на нее. Она стояла на коленях возле Пула с того самого момента, как он осел на землю. Энджи провела ладонью по его совершенно белому лбу и коротко стриженным волосам.

— Хрен ты останешься, — сказал Пул и шлепнул ее по руке. Он поднял голову и посмотрел ей в лицо. — Этот ребенок может сегодня погибнуть, мисс Дженнаро.

— Энджи.

— Этот ребенок может сегодня погибнуть, Энджи. — Пул скрипнул зубами, сморщил лицо от боли и с трудом глотнул, видимо надеясь таким образом от нее избавиться. — Если мы чего-нибудь не предпримем. Чтобы вытащить ее отсюда целой и невредимой, нужен каждый из присутствующих. Так. — Он повозился со стволом ползучего растения и все-таки ухитрился сесть чуть прямее. — Вы сейчас идете к тем карьерам. И вы тоже, Патрик. — Он обернулся к Бруссарду: — А ты и подавно, черт возьми. Все, идите. Идите же!

Никто из нас не пошевелился. Все было слишком очевидно. Но Пул вдруг вытянул руку и развернул к нам тыльной стороной ладони. Светившиеся стрелки наручных часов показывали три минуты девятого.

Мы уже опаздывали.

— Идите же, — прохрипел Пул.

Я посмотрел на вершину холма, потом в сторону, туда, где позади Пула темнели деревья, потом на него самого. Он полулежал, раскинув ноги в стороны, один ботинок был как-то неестественно вывернут на сторону — чучело без шеста.

— Идите.

Так мы его и оставили.

Стали карабкаться на холм, Бруссард шел первым. Тропинка, шедшая среди зарослей высокой травы и ежевики, местами едва угадывалась. Когда мы останавливались, и прекращалось вызванное нами шуршание травы и кустов, вокруг наступала такая тишина, что легко можно было поверить, что, кроме нас, тут никого нет.

За три метра до гребня нам встретилась сетчатая изгородь, но серьезного препятствия она собой не представляла, так как в ней был вырезан кусок шириной с ворота гаража. Мы не останавливаясь прошли дальше.

На гребне Бруссард остановился, достал уоки-токи и шепнул в него:

— Добрались до карьера. Сержанту Рафтопулосу плохо. По моему сигналу, повторяю, по моему сигналу высылайте эвакуационную группу на железнодорожную насыпь, он в четырнадцати метрах ниже полотна. Ждите моего сигнала. Прием.

— Вас понял.

— Конец связи. — Бруссард убрал уоки-токи под плащ.

— Что теперь? — спросила Энджи.

Мы стояли на скале в двенадцати метрах над водой. В темноте виднелись силуэты утесов, согнутых деревьев и уступов. Слева от нас изрезанный и раскрошенный гранит образовывал на фоне неба восходящую линию с несколькими заостренными пиками, возвышавшимися еще на три-четыре метра над уровнем скалы, на которой стояли мы. Справа от нас начиналась ровная площадка, которая метров через пятьдесят поворачивала, на ней, насколько можно было видеть в луче фонариков, сначала редко, потом все чаще виднелись беспорядочно разбросанные глыбы. Внизу ждала вода, большой светло-серый круг, заметный на фоне черных утесов.

— Женщина, звонившая Лайонелу, велела ждать указаний, — сказал Бруссард. — Вы видите какие- нибудь указания?

Энджи посветила фонариком нам под ноги, на гранитные скалы, согнутые дугами кусты и стволы деревьев. Дрожащий луч выхватывал из темноты отдельные детали причудливого ландшафта, в котором на расстоянии в несколько дюймов могли соседствовать камень, мох, пораненная белая кора и растительность цвета зеленой мяты. Среди деревьев, как лента для чистки зубов, серебристой полоской тянулась изгородь из сетки.

— Не вижу никаких указаний, — сказала Энджи.

Я знал, что Бубба должен быть где-то рядом. Возможно, он сейчас нас видел. Может быть, он видел также Маллена, Гутиерреса и их подручных.

Возможно, он видел и Аманду Маккриди. Бубба пришел сюда со стороны Милтона через Каннингемский парк по тропинке, которую облюбовал еще много лет назад, когда приезжал сюда топить огнестрельное оружие, машины или трупы — в общем, все то, что ребята вроде Буббы топят в наших карьерах.

На винтовке у него должен был быть оптический прицел с усилителем освещенности, в котором мы, наверное, выглядели, как на проявляющейся фотографии в мутноватой воде среди морских водорослей.

Криком в мертвой тишине вдруг прозвучал сигнал уоки-токи. Бруссард полез под плащ, повозился с устройством и поднес его ко рту.

— Бруссард слушает.

— Говорит Дойл. В шестнадцатый участок только что звонила женщина, просила вам передать кое- что. Кажется, та же, что говорила с Лайонелом Маккриди.

— Вас понял. Что просила передать?

— Идите направо, детектив Бруссард, поднимитесь на утесы к югу от карьера. Кензи и Дженнаро пусть идут налево.

— Это все?

— Да. Конец связи с Дойлом.

Бруссард снова прикрепил уоки-токи к поясу, оглядел утесы по другую сторону карьера.

— Разделяй и властвуй.

Он посмотрел на нас, глаза казались маленькими и пустыми. От страха и нервного напряжения лицо выглядело лет на десять моложе обычного.

— Будьте осторожны, — сказала Энджи.

— И вы тоже, — ответил он.

Мы постояли еще несколько секунд, как будто могли предотвратить неизбежное, то мгновение, когда станет ясно, жива Аманда или нет, когда все наши надежды и планы потеряют смысл, и кто бы ни пострадал, ни пропал, ни погиб — все это от нас уже больше не будет зависеть.

— Ну, — сказал Бруссард, — черт! — Он пожал плечами и пошел по ровной поверхности скалы, светя себе под ноги фонариком, луч которого плясал в поднятой им пыли.

Мы с Энджи отошли метра на три от обрыва и двинулись вдоль стены, находившейся от нас слева, и вскоре поравнялись с проходом в ней, напротив которого скала образовывала ступеньку высотой около пятнадцати сантиметров. Я схватил Энджи за руку, мы свернули в проход, поднялись на одну ступень вверх и прошли дальше по коридору еще метров девять, где уперлись в другую стену.

Эта была выше человеческого роста метра на три, кремово-бежевого цвета с шоколадными прожилками. Мне она показалась похожей на мраморный пирог. Мраморный пирог весом шесть тонн, но тем не менее.

Мы посветили слева от него — он тянулся метров на девять от нас, потом начинались деревья. Я снова посветил на ту часть, в которую мы уперлись. В ней тянулись горизонтальные борозды, по-видимому, слои твердой породы разделял ныне выветрившийся сланец. На высоте сантиметров семьдесят находился выступ, похожий на растянутую в улыбке губу, шириной сантиметров тридцать. Выше него примерно на метр находился другой, еще более растянутый.

— Много лазила по скалам последнее время? — спросил я Энджи.

— Ты же не думаешь?.. — Она рассматривала стену, водя по ней лучом.

— Не вижу других вариантов. — Я отдал ей свой фонарик, приподнял носок одной кроссовки, отыскивая глазами место, куда бы поставить ногу, и посмотрел через плечо на Энджи. — Я бы на твоем месте отошел подальше. Могу свалиться прямо на тебя.