около девяти тысяч ливров.
– Девять тысяч ливров?
– Это необходимо. Флажо – прекрасный советчик.
– Охотно верю, – сказала графиня. – Я заплачу эти девять тысяч ливров из своего кармана. Я надеюсь, вы согласитесь, что я очень покладиста?
– Вы неподражаемы, но, как мне кажется, я тоже доказала вам свою уступчивость.
– Если бы вы знали, как я жалею, что вы так обожглись! – с улыбкой сказала Дю Барри.
– А я не жалею, – возразила любительница процессов, – потому что, несмотря на эго несчастье, надеюсь, моя преданность придаст мне сил, чтобы быть вам полезной, как если бы ничего не случилось.
– Подведем итоги, – сказала Дю Барри.
– Подождите.
– Вы что-нибудь забыли?
– Да, сущую безделицу.
– Я вас слушаю.
– Я совсем не ожидала, что мне придется предстать перед нашим великим королем. Увы! Версаль и его красоты уже давно стали мне чужды. В итоге у меня нет платья.
– Я это предусмотрела. Вчера, после вашего ухода, уже начали шить платье для представления, и я была достаточно осмотрительна, заказав его не у своей портнихи, чтобы не загружать ее работой. Завтра в полдень оно будет готово.
– У меня нет брильянтов.
– Господа Бемер и Басанж завтра представят вам по моему письму гарнитур стоимостью в двести тысяч ливров, который послезавтра они купят у вас за те же двести тысяч ливров. Таким образом, вам будет выплачено вознаграждение.
– Прекрасно; мне больше нечего желать.
– Очень рада.
– А патент полковника для моего сына?
– Его величество вручит вам его сам.
– А обязательство по оплате расходов на полк?
– В патенте это будет указано.
– Отлично. Теперь остался только вопрос о винограднике.
– Во сколько вы оцениваете эти четыре арпана?
– Шесть тысяч ливров за арпан. Это были прекрасные земли.
– Я выпишу вам вексель на двенадцать тысяч ливров, которые с теми двенадцатые, что вы уже получили, как раз составят двадцать четыре тысячи.
– Вот письменный прибор, – сказала графиня, указывая на названный ею предмет.
– Я буду иметь честь передать его вам.
– Мне?
– Да.
– Зачем?
– Чтобы вы соблаговолили написать его величеству небольшое письмо, которое я буду иметь честь продиктовать вам. Вы – мне, я – вам.
– Справедливо, – сказала де Беарн.
– Соблаговолите взять перо.
Старуха придвинула стол к креслу, приготовила бумагу, взяла перо и застыла в ожидании. Дю Барри продиктовала:
«Сир! Радость, которую я испытываю, узнав, что сделанное мною предложение быть крестной моего дорогого друга графини Дю Барри при ее представлении ко двору…»
Старуха вытянула губы и стряхнула перо.
– У вас плохое перо, – сказала фаворитка короля, – нужно его заменить.
– Не нужно, оно приспособится.
– Вы думаете?
– Да.
Дю Барри продолжала:
Старуха писала твердой рукой; буквы, величиной с полдюйма, ложились на бумагу, усыпая ее вполне небрежно-аристократическим количеством орфографических ошибок.
Старуха, держа в одной руке только что написанное ею письмо, другой протянула чернильницу, бумагу и перо графине Дю Барри, которая выписала мелким прямым и неразборчивым почерком вексель на двадцать одну тысячу двенадцать ливров – чтобы компенсировать потерю виноградников, и девять тысяч – чтобы заплатить гонорар Флажо.
Затем она написала записку Бемеру и Бассанжу, королевским ювелирам, с просьбой вручить подателю письма гарнитур из брильянтов и изумрудов, названный «Луиза», так как он принадлежал принцессе, приходившейся дофину теткой, которая продала его с целью выручить деньги на благотворительность.
Покончив с этим, крестная и крестница обменялись бумагами.
– Теперь, дорогая графиня, – сказала Дю Барри, – докажите мне свое хорошее ко мне отношение.
– С удовольствием.
– Я уверена, что вы согласитесь переехать в мой дом. Троншен вылечит вас меньше чем за три дня. Поедемте со мной, вы испробуете также мое превосходное масло.
– Поезжайте, графиня, – сказала осторожная старуха, – мне еще нужно закончить здесь некоторые дела, прежде чем я присоединюсь к вам.
– Вы отказываете мне?
– Напротив, я согласна, но не могу ехать теперь. В аббатстве пробило час. Дайте мне время до трех часов; ровно в пять я буду в замке Люсьенн.
– Вы позволите моему брату в три часа заехать за вами в своей карете?
– Конечно.
– Ну, а теперь отдыхайте.
– Не бойтесь. Я дворянка, я дала вам слово и, даже если это будет стоить мне жизни, буду с вами завтра в Версале.
– До свидания, дорогая крестная!
– До свидания, очаровательная крестница!
На сем они расстались: старуха – по-прежнему лежа на подушках и держа рук) на бумагах, а Дю Барри – еще более легкокрылая, чем до прихода сюда, но с сердцем, слегка сжавшимся оттого, что не смогла взять верх над старой любительницей процессов – она, которая ради собственного удовольствия бивала короля Франции!
Проходя мимо большого зала, она заметила Жана, который для того, очевидно, чтобы никто не усмотрел чего-либо подозрительного в его столь долгом здесь пребывании, только что начал наступление на вторую бутылку вина.
Увидев невестку, он вскочил со стула и подбежал к ней.
– Ну что? – спросил он.
– Вот что сказал маршал Саксонский его величеству, показывая на поле битвы при Фонтенуа: «Сир! Пусть это зрелище скажет вам, какой ценой и какими страданиями достается победа».
– Значит, мы победили? – спросил Жан.
