– Нет, чтобы оказать вам услугу, в то время как вы окажете услугу мне.
Старуха нахмурила густые седые брови.
– Я думаю, – сказала она, – что этот визит будет не очень полезен…
– Разве господин де Монеу плохо вас принял?
– Пустые обещания господина Монеу…
– Мне кажется, я имела честь предложить вам нечто более ощутимое, чем пустые обещания.
– Графиня, человек предполагает, а Бог располагает.
– Поговорим серьезно, – сказала Дю Барри.
– Я вас слушаю.
– Вы обожгли ногу?
– Как видите.
– Сильно?
– Ужасно.
– Не могли бы вы, несмотря на эту рану, вне всякого сомнения чрезвычайно болезненную, не могли бы вы сделать усилие, потерпеть боль до замка Люсьенн и продержаться стоя одну секунду в моем кабинете перед его величеством?
– Это невозможно, графиня. При одной только мысли о том, чтобы подняться, мне становится плохо.
– Но значит, вы действительно очень сильно обожгли ногу?
– Да, ужасно.
– А кто делает вам перевязку, кто осматривает вас, кто вас лечит?
– Как любая женщина, под началом которой был целый дом, я знаю прекрасные средства от ожогов. Я накладываю бальзам, составленный по моему рецепту.
– Не будет ли нескромностью попросить вас показать мне это чудодейственное средство?
– Пузырек там, на столе.
«Лицемерка! – подумала Дю Барри. – Она даже об этом подумала в своем притворстве: решительно, она очень хитра. Посмотрим, каков будет конец».
– Графиня, – тихо сказала Дю Барри, – у меня тоже есть удивительное масло, которое помогает при подобного рода несчастьях. Но применение его в значительной степени зависит от того, насколько сильный у вас ожог.
– То есть?
. – Бывает простое покраснение, волдырь, рана. Я, конечно, не врач, но каждый из нас хоть раз в жизни обжигался – У меня рана, графиня.
– Боже мой! Как же, должно быть, вы мучаетесь! Хотите, я приложу к ране мое целебное масло?
– Конечно, графиня. Вы его принесли?
– Нет, но я его пришлю.
– Очень вам признательна.
– Мне только нужно убедиться в том, что ожог действительно серьезный.
Старуха стала отнекиваться.
– Ах нет, графиня, – сказала она. – Я не хочу, чтобы вашим глазам открылось подобное зрелище.
«Так, – подумала Дю Барри, – вот и попалась».
– Не бойтесь, – проговорила она, – меня не пугает вид ран.
– Графиня! Я хорошо знаю правила приличия…
– Там, где речь идет о помощи ближнему, забудем о приличиях.
Внезапно, она протянула руку к покоившейся на кресле ноге графини.
Старуха от страха громко вскрикнула, хотя Дю Барри едва прикоснулась к ней.
«Хорошо сыграно!» – прошептала графиня, наблюдавшая за каждой гримасой боли на исказившемся лице де Беарн.
– Я умираю, – сказала старуха. – Ах, как вы меня напугали!
Побледнев, с потухшими глазами, она откинулась, как будто теряя сознание.
– Вы позволите? – настаивала фаворитка.
– Да, – согласилась старуха упавшим голосом.
Графиня Дю Барри не стала терять ни секунды: она вынула первую булавку из бинтов, которые закрывали ногу, затем быстро развернула ткань. К ее огромному удивлению, старуха не сопротивлялась.
«Она ждет, пока я доберусь до компресса, тогда она начнет кричать и стонать. Но я увижу ногу, даже если мне придется задушить эту старую притворщицу», – сказала себе фаворитка.
Она продолжала снимать повязку. Де Беарн стонала, но ничему не противилась.
Компресс был снят и перед глазами Дю Барри предстала настоящая рана. Это не было притворством, и здесь кончалась дипломатия де Беарн. Мертвенно-бледная и кровоточащая, обожженная нога выглядела достаточно красноречиво. Беарн смогла заметить и узнать Шон, но тогда в своем притворстве она поднималась до высоты Порции и Муция Сцеволы.
Дю Барри застыла в безмолвном восхищении. Придя в себя, старуха наслаждалась своей полной победой; ее хищный взгляд не отпускал графиню, стоявшую перед ней на коленях.
Графиня Дю Барри с деликатной заботой женщины, рука которой так облегчает страдания раненых, вновь наложила компресс, устроила на подушку ногу больной и, усевшись рядом с ней, сказала:
– Ну что ж, графиня, вы еще сильнее, чем я предполагала. Я прошу у вас прощения за то, что с самого начала не приступила к интересующему меня вопросу так, как это нужно было, имея дело с женщиной вашего нрава. Скажите, каковы ваши условия?
Глаза старухи блеснули, но это была лишь молния, которая мгновенно погасла.
– Выразите яснее ваше желание, – сказала она, – и я скажу, могу ли я чем-либо быть вам полезной.
– Я хочу, – ответила графиня, – чтобы вы представили меня ко двору в Версале, даже если это будет стоить мне часа тех ужасных страданий, которые вы испытали сегодня утром Де Беарн выслушала, не моргнув глазом.
– И это все?
– Все. Теперь ваша очередь.
– Я хочу, – сказала де Беарн с твердостью, убедительно показывавшей, что договор заключался на равных правах, – я хочу иметь гарантию, что выиграю двести тысяч ливров – Но если вы выиграете, вы получите, как мне казалось, четыреста тысяч ливров.
– Нет, потому что я считаю своими те двести тысяч, которые оспаривают у меня Салюсы. Остальные двести тысяч будут как бы дополнением к той чести, которую вы оказали мне своим знакомством.
– Эти двести тысяч ливров будут вашими. Что еще?
– У меня есть сын, которого я нежно люблю. В нашем доме всегда умели носить шпагу, но, рожденные, чтобы командовать, мы, как вы понимаете, могли быть лишь посредственными солдатами. Мой сын должен командовать ротой. Обещайте, что в следующем году ему будет пожалован чин полковника.
– Кто будет оплачивать расходы на полк?
– Король. Вы понимаете, что, если я истрачу на это двести тысяч ливров моего выигрыша, завтра я стану такой же бедной, как сегодня.
– Итак, в целом это составляет шестьсот тысяч ливров.
– Четыреста тысяч, и это в том случае, если полк стоит двести тысяч, а это означало бы оценить его слишком дорого.
– Хорошо. Ваши требования будут удовлетворены.
– Я должна еще просить короля возместить мне убытки за виноградник в Турени – за четыре добрых ар-пана, которые инженеры короля отобрали у меня одиннадцать лет назад для строительства канала.
– Вам за них заплатили.
– Да, но, по словам эксперта, я могла бы получить вдвое больше того, что за него дали.
– Хорошо. Вам заплатят за него еще столько же. Все?
– Извините. Я совсем не так богата, как вы, должно быть, себе представляете. Я должна Флажо что-то