поведением?»

«Нам неизвестно, насколько это распространенное явление, мы даже не знаем, насколько распространенным является нарушение мозговой деятельности. Но, по нашим подсчетам, около десяти миллионов американцев несомненно страдают серьезными дисфункциями мозга и еще пять миллионов имеют незначительные мозговые дисфункции».

«Итого пятнадцать миллионов? — переспросил репортер. — Но это же каждый тринадцатый».

Быстро он сосчитал, подумал Эллис. Сам он потом высчитал, что это каждый четырнадцатый.

«Да, что— то около того, -отвечал он с экрана. — Два с половиной миллиона больных церебральным параличом. Два миллиона с конвульсивными расстройствами, в том числе с эпилепсией. Шесть миллионов умственно отсталых. Возможно, еще два с половиной миллиона страдают гиперкинетическим расстройством поведения».

«И все эти люди агрессивны?»

«Нет, безусловно, нет. Но значительная часть людей, совершающих акты насилия, если подвергнуть их тщательному осмотру, имеет те или иные поражения мозговых функций. Физические поражения. Это обстоятельство — серьезный довод против аргументации различных теорий, усматривающих все беды общества в бедности и расовой дискриминации, социальной несправедливости и тому подобном. Эти факторы, несомненно, способствуют агрессивному поведению. Но важным фактором является и физическое повреждение мозга. А физические повреждения мозга невозможно излечить социальными лекарствами».

Репортеры на мгновение умолкли. Эллис помнил эту внезапно возникшую паузу. И он помнил, как сразу почувствовал себя увереннее. Он перехватил инициативу и теперь сам дирижировал этим шоу.

«Когда вы говорите „агрессивное поведение“…»

«Я имею в виду акты неспровоцированного насилия со стороны одиночек. Это — серьезнейшая проблема современного мира. Насилие. Это и важнейшая проблема нашей страны. В 1969 году в нашей стране было убито или подверглось нападению больше людей, чем было убито или ранено за все годы вьетнамской войны. В частности…»

На репортеров это заявление произвело ошеломляющее впечатление.

«…произошло 14 560 убийств, 36 500 изнасилований, 306 500 случаев нападений с отягчающими обстоятельствами. В итоге мы имеем треть миллиона случаев насилия. А сюда не включены все случаи летального исхода автомобильных катастроф и физических увечий из-за пользования автомобилем. За этот же период мы имеем 56 000 смертельных исходов в автокатастрофах и три миллиона увечий».

— Ты всегда был асом по части статистики, — заметил Герхард.

— Впечатляет? — отозвался Эллис.

— Да! Высший класс. Но у тебя какое-то не внушающее доверия выражение лица.

— Это мое обычное выражение.

Герхард расхохотался.

«И вы считаете, что эти данные отражают уровень физических повреждений мозга?»

«В значительной степени, — ответил Эллис. — В весьма значительной степени. Один из способов установить физическое повреждение мозга у того или иного индивида — это история повторяющихся случаев его агрессивного поведения. Есть немало ярких тому примеров. У Чарлза Уитмена, убившего семнадцать человек в Техасе, была злокачественная опухоль мозга, и за много недель до совершения этого преступления он признался своему психиатру, что его посещает намерение забраться на башню и стрелять с нее в людей. Ричард Спек был повинен в ряде актов крайне жестокого насилия, прежде чем он убил восемь медицинских сестер. Ли Харви Освальд неоднократно нападал на окружающих, в том числе и на собственную жену. Это самые известные случаи. Ежегодно происходит треть из миллионов случаев, которые не столь известны. Мы стараемся предотвратить агрессивное поведение с помощью хирургического вмешательства. Вряд ли к этому стоит относиться с предубеждением. Я считаю, что это благородная цель, имеющая огромную важность для общества».

'Не считаете ли вы, что это и есть «контроль над сознанием?»

«Скажите, как бы вы определили обязательное образование, получаемое детьми в системе средних школ?»

«Средним образованием», — ответил репортер.

На этом интервью закончилось. Эллис вскочил, недовольный.

— Они выставили меня круглым идиотом!

— Ничуть! — возразил Андерс.

Ее избивали, нанося жестокие сокрушительные удары. Она каталась по земле и стонала.

— Эй! Проснись! — Герхард потряс ее за плечо. — Проснись, Джан!

Она открыла глаза. Вокруг было темно. Кто-то склонился над ней.

— Давай-давай, просыпайся…

Она зевнула. От зевка токи боли пронзили шею.

— Что такое?

— Тебе звонят. Это Бенсон!

Услышав это известие, она в ту же секунду проснулась. Герхард помог ей подняться, и она помотала головой, чтобы окончательно прийти в себя. Шея нестерпимо болела, все тело ломило — невозможно было пошевелиться, но она не обращала внимания на боль.

— Где?

— В «Телекомпе».

Она вышла в коридор и сощурилась от яркого света. В коридоре еще толпились полицейские, но теперь у них был утомленный вид, глаза слипались, губы чуть кривились. Она последовала за Герхардом в «Телекомп». Ричардс протянул Росс телефонную трубку со словами:

— Она идет.

Джанет взяла трубку.

— Алло! Гарри?

Стоя в дальнем углу кабинета, Андерс слушал их разговор по параллельному аппарату.

— Я неважно себя чувствую, — сказал Гарри Бенсон. — Я хочу, чтобы это прекратилось, доктор Росс.

— А в чем дело, Гарри? — Она распознала в его голосе нотки усталости и почти детской капризности. Интересно, что бы сказала подопытная крыса после круглосуточной стимуляции?

— Плохи дела, я ужасно устал.

— Мы можем вам помочь.

— Эти ощущения… — продолжал Бенсон. — Я уже от них устал. Вот и все. Просто устал. Я хочу, чтобы они прекратились.

— Вы должны дать нам возможность помочь вам, Гарри.

— Я не верю, что вы сможете.

— Надо нам доверять, Гарри.

Наступила долгая пауза, Андерс взглянул на Росс. Она пожала плечами.

— Алло, Гарри?

— Лучше бы вы не делали…

Андерс взглянул на часы.