Беда в том, что ему и впрямь не нравился звук собственного голоса. Его голос был грубым и хриплым, а дикция — нечеткой. Макферсон предпочел бы увидеть свои фразы мысленным взором — начертанными на воображаемой странице. Он нажал на кнопку записи диктофона.

— Римская три. Философский смысл.

Он замолчал и оглядел кабинет. На углу его большого письменного стола примостился крупный муляж головного мозга. Одна стена — сплошь в стеллажах, уставленных научными журналами. И включенный монитор. Он просматривал запись утренней операции. Звук был выключен, и на экране мерцали только молочно-белые образы. Эллис сверлил отверстия в черепе Бенсона. Макферсон понаблюдал и снова стал диктовать:

— Данная операция представляет собой первый опыт непосредственной связи между человеческим мозгом и компьютером. Связь эта постоянна. Теперь, разумеется, любой человек, взаимодействующий с компьютером посредством нажатия клавиш на терминале, можно сказать, связан с ним.

Слишком заумно, подумал он. Он прокрутил запись обратно и начал надиктовывать заново.

— Теперь человек, сидящий за клавиатурой компьютера и взаимодействующий с машиной посредством нажатия клавиш, связан с компьютером. Но эта связь не прямая. И связь эта не постоянная. Поэтому операция представляет собой нечто совсем иное. Как же к этому относиться?

Хороший вопрос, подумал он. Он воззрился на телевизионное изображение операции и продолжал:

— В данном случае можно счесть компьютер своего рода протезом. Точно так же, как человек с ампутированной рукой может получить механический эквивалент своей потерянной руке, так и человек с повреждением головного мозга может получить механическую помощь для преодоления пагубных результатов этого повреждения. На такие мысли наводит эта благоприятная операция. Можно сказать, что в данном случае компьютер стал высококачественным протезом. Однако подлинный смысл этого кроется куда глубже.

Он замолчал и взглянул на монитор. Кто-то в монтажной студии поменял последовательность записей, и теперь он уже видел не операцию, а предоперационное интервью Бенсона. Бенсон был возбужден: он курил и по ходу разговора махал сигаретой, точно ножом.

Заинтересовавшись, Макферсон включил звук.

— …знают, что делают! Машины же повсюду! Когда-то они обслуживали человека — теперь они забирают над нами власть. Медленно, постепенно забирают власть!

Дверь кабинета отворилась, и показалась голова Эллиса. Он бросил взгляд на экран и улыбнулся:

— Смотрите предварительные картинки?

— Работаю немного, — ответил Макферсон и кивнул на диктофон.

Эллис кивнул и исчез, закрыв за собой дверь.

— …знаю, что я предал род человеческий, — говорил Бенсон, — потому что я помогаю сделать машины более разумными. Но это моя работа — я программирую искусственный интеллект и…

Макферсон выключил звук. Потом вернулся к своему диктофону.

— Имея дело с компьютерной техникой, мы всегда различаем центральное оборудование и периферию. То есть главный компьютер считается основным даже в том случае, если, говоря человеческим языком, он расположен в некоем отдаленном месте — например, в подвале здания. Различное же оборудование — принтеры, пульты, дисплеи и тому подобное — является периферийным. Они могут быть расположены на рубеже компьютерной системы, на различных этажах здания.

Макферсон взглянул на телеэкран: Бенсон был не на шутку возбужден. Он включил звук и услышал:

— …все более и более разумными. Сначала паровые двигатели, потом автомобили и аэропланы, потом арифмометры. Теперь уже компьютеры, с сетями обратной связи…

Макферсон выключил звук.

— Если взять человеческий мозг, то аналогия тут такая: мозг и периферийные терминалы, как, например, рот, руки, ноги. Они выполняют команды мозга. В общем и целом, мы судим о работе мозга по результатам этих периферийных функций. Мы замечаем, что человек говорит, как он жестикулирует, как поступает, и на основании этих данных дедуктивным образом приходим к выводу о том, как функционирует его мозг. Это общеизвестно.

Он взглянул на Бенсона. А что бы сказал Бенсон? Согласился или стал бы возражать? А, какая разница!

— Теперь же в ходе этой операции мы создали человека не с одним мозгом, а с двумя. У него есть биологический мозг — поврежденный, и у него теперь есть новый — компьютерный мозг, который должен исправлять повреждения первого. Этот новый мозг предназначен для контроля над биологическим мозгом. Таким образом мы сталкиваемся с новой ситуацией. Поврежденный биологический мозг пациента является периферийным терминалом — единственным, точнее говоря, терминалом — нового компьютера. В одной области новый компьютерный мозг осуществляет полный контроль. И потому биологический мозг пациента, а в действительности все его тело, становится как бы терминалом для нового компьютера. Итак, мы создали человека, который представляет собой сложный компьютерный терминал. Этот пациент есть дисплей нового компьютера, и он столь же бессилен контролировать процесс вывода данных, как монитор бессилен контролировать информацию, поступающую на его экран.

Возможно, это слишком сильно сказано, подумал Макферсон и, нажав на кнопку, добавил:

— Гарриет, перепечатайте последний абзац, но я потом хочу его отредактировать, хорошо? «Римская четыре. Итоги и выводы».

Он снова замолчал и включил звук, чтобы послушать Бенсона. Бенсон говорил:

— …ненавижу их! В особенности проституток. Бортмеханики, балерины, переводчики, рабочие бензоколонок — люди, которые являются машинами или обслуживают машины. Проститутки! Я их всех ненавижу!

Говоря это, Бенсон яростно тыкал в собеседника зажженной сигаретой.

— И что вы чувствовали? — спросил доктор Рамос.

— Я разозлилась, — ответила Джанет Росс. — Разозлилась. Просто из себя вышла. Представляете: эта сестра стоит и смотрит! И притворяется, будто ничего не понимает, что происходит, а сама все прекрасно понимает!

— Вы разозлились на… — доктор Рамос не закончил.

— На хирургов. На Бенсона. Они захотели — и сделали. Я же им с самого начала говорила — с самого первого дня, — что это дурацкая затея, очень опасная затея, но Эллис, и Моррис, и Макферсон — все они только и мечтали об этой операции. Они все такие самодовольные. Особенно Моррис. Когда я увидела его в реабилитационной… Как он снисходительно разговаривал с Бенсоном — а тот, бедняга, был бледный как полотно, весь перевязанный, в проводках — я просто рассвирепела.

— И почему?

— Да потому, что он лежал там такой бледный, потому что… А!

Она осеклась, подыскивая слова для ответа, но так и не придумала ничего путного.

— Насколько я понимаю, операция прошла успешно, — сказал доктор Рамос. — И многие люди, перенесшие тяжелую операцию, теряют цвет лица. Так что же вас так вывело из себя?

Росс молчала.