свежие газеты из Петербурга и Москвы, правда, с небольшим опозданием в два-три дня.

Я с интересом открыла позавчерашние «Московские ведомости». Попавшийся на глаза раздел криминальной хроники заставил меня вздрогнуть. Большая заметка рассказывала подробности об убийстве присяжного поверенного Штюрмера, труп которого был найден накануне в пригородном парке.

«Вызывает недоумение тот факт, что секретарь покойного, госпожа Эрсберг, все время со дня исчезновения адвоката Штюрмера пыталась внушить окружающим, что ее хозяин находится в отъезде и пребывает в собственном имении в провинции, — ехидно писал криминальный хроникер, гордый своей осведомленностью. — Невольно закрадывается мысль, что мадемуазель Эрсберг не случайно вводила общество в заблуждение. Полиция подвергла молодую особу аресту с целью выявления ее причастности к убийству…»

Итак, Штюрмера тоже убили. Вероятно, чтобы навсегда закрыть ему рот. Кто же поверит, что продажный адвокат будет молчать в случае, если кто-нибудь заплатит ему еще больше. Странно, что в заметке ни слова не прозвучало о связи двух убийств — Штюрмера и Крюднера. Мне лично эта связь кажется очевидной. И еще одно важное обстоятельство стоит отметить — Густав Штайнер сейчас в Германии, стало быть, он — не единственный претендент на роль убийцы в этой компании. Во всяком случае, по последнему убийству у него алиби. И в то, что Лизхен Эрсберг с ее пристрастием к складочкам, двойным буфам и серебряным галунам имеет отношение к убийству, я нисколько не верю.

Хотя, пожалуй, не возьму на себя смелость утверждать, что эта парочка совершенно ни при чем. Я ведь не знаю никаких деталей. Сколько времени труп Штюрмера пролежал в парке, прежде чем его обнаружили? А не может ли так статься, что германский агент Штайнер еще до отъезда из Москвы убрал ненужного свидетеля, труп которого не сразу попался на глаза парковому сторожу? И Лизхен, коль скоро она была правой рукой жуликоватого адвоката, вполне могла быть замешана в эту историю…

Эх, поскорее бы пристроить в надежные руки проклятые патенты, из-за которых столько бед, вернуться в Москву и найти в этом запутанном деле с убийствами хоть какие-то концы!

От размышлений меня отвлекла госпожа Фан-дерФлит, вернувшаяся в гостиную в сопровождении горничной, нагруженной подносом с чайной посудой. Хозяйка продолжала мило о чем-то щебетать, но взглянув в мое лицо, осеклась на полуслове.

— Что с вами, Елена Сергеевна? — удивленно спросила она.

— Ничего страшного. Я просто просмотрела московские газеты. Дело, о котором я вам говорила, осложнилось еще одним убийством.

Елизавета Эдуардовна присела в кресло, молча взяла свою чашку с чаем и сделала несколько глотков, дожидаясь, когда горничная выйдет из комнаты.

Как только за прислугой закрылась дверь, она обреченно сказала:

— Придется вам помочь, дорогая. Как я понимаю, ваше дело принимает ужасающий оборот и одной вам со всеми проблемами не сладить. Пока не буду ничего обещать наверняка, мне нужно прежде посоветоваться с мужем и его сослуживцами. Но я постараюсь сделать для вас все, что смогу.

Мне тут же захотелось поправить госпожу Фандер-Флит — сделать не для вас, то есть не для меня, а сделать для нас, для всех нас, для России. Я не сильна в технике и не могу самостоятельно разобраться, что за бумаги попали нам в руки, но раз за эти патенты убивают людей, значит, они имеют огромную ценность… И все же я сочла за благо сдержаться и промолчать, чтобы не спугнуть хозяйку в ее благородных порывах.

— Елена Сергеевна, — «продолжала между тем Елизавета Эдуардовна, — если мне удастся устроить вам встречу с нужным человеком, где было бы предпочтительнее ее провести? Где-нибудь в городе — в кафе, в театре, в большом магазине? Или устроить вам приглашение в чей-нибудь дом, где будет много русских? Так сказать, „средь шумного бала, случайно“ поговорить о деле проще.

— Да-да, я с вами согласна. За мной могут следить, и нет никаких гарантий, что за соседним столиком кафе или на соседнем кресле в театре не окажется человек из германской разведки. Лучше мне прийти в какой-нибудь русский дом (ведь многие наши соотечественники живут в Берлине открытой светской жизнью, не так ли?). Подобный визит будет вполне естественным для дамы, прибывшей из Москвы. Прокрасться незаметно за мной посторонний не сможет, его просто не впустит швейцар, а если в этом доме соберется многочисленное общество, со стороны не узнать, с кем именно из приглашенных я успела пообщаться и на какую тему. Конечно, в том случае, если среди прислуги или близких друзей хозяев нет людей, завербованных германской разведкой.

— Боже милостивый, что вы такое говорите? Разве это возможно? — удивилась супруга первого секретаря посольства. — Нам никогда не приходило подобное в голову.

— А между тем, как только узнаешь о размахе деятельности германской разведки, это отнюдь не кажется странным, а напротив — весьма логичным. Я бы непременно только так и поступала на месте германского военного руководства — просто и эффективно, и всегда можно быть в курсе всех дел дипломатического корпуса.

Госпожа Фан-дер-Флит посмотрела на меня как-то странно.

— Елена Сергеевна, я понимаю, что вам пришлось прикоснуться к неприятным тайнам, да и убийства, связанные с делом, плохо влияют на нервы, но нельзя же предаваться такой черной мизантропии и видеть шпионов в каждой горничной или кухарке? А по поводу вашей просьбы — не тревожьтесь, я сегодня же постараюсь предпринять все от меня зависящее, чтобы вам помочь.