— Должны удержать. — Я спросил подполковника Оленина: — Ну, а на мою, на западную сторону, ты выделил танки?

— Твоя сторона — главная, как же ее оставлять без прикрытия? — Он встал и надел шлем. — Что ж, держись, комбат. Мой КП за селом, рядом со скотным двором. А недалеко от меня — пожарная каланча. Там меня и ищи.

— С каланчи-то видней, конечно. — Я усмехнулся, провожая его до двери. — Гляди, как бы не обошли нас с севера. Сыграем мы тогда в котел…

— Там у меня артиллеристы. Не пустят…

Началась упорная, тяжелая, кровавая битва за этот стоявший на перекрестке населенный пункт, и длилась она до самой ночи.

Массированный удар танков противника мы приняли в полдень. С чердака избы, стоявшей на возвышении с краю села, я, как на ладони, увидел вражеские машины. Черные коробки вереницей двигались по западной дороге, где укрылись в засаде наши танки и пехотинцы, ползли они веером и по целине тащили следом за собой пышные шлейфы снежной пурги. В клубах белой пыли, как в тумане, смутно различались ломаные цепи солдат. Танки приближались двумя волнами, охватывая село с запада и с юго-запада.

— Эх, сколько! — Чертыханов, глядя в бинокль, зацокал языком. — Не жалеют техники. Вот работка предстоит, товарищ капитан. За одну смену не управимся. Придется задержаться на сверхурочное время.

— Придется, Прокофий, — сказал я, ощущая, как что-то тоскливое, сосущее зашевелилось под ложечкой, холодя и опустошая. Я забыл о себе, о Нине, о жизни и смерти. Мысль сосредоточилась на одном, грозном и важном: танки противника.

— Со счета сбился. — Чертыханов отнял от глаз бинокль. — Насчитал больше пятидесяти и сбился. При случае, товарищ капитан, заранее дайте мне разрешение действовать, как сочту нужным. Не сердитесь на меня.

Я не ответил: знал, что он даже под угрозой смерти, если понадобится, уйдет охотиться на танки.

— Нам надо спуститься вниз, скоро обстрел начнется, дом этот у них наверняка на примете, — сказал Чертыханов.

— Успеем, — ответил я, не отрывая взгляда от дороги. В каком месте устроили засаду наши танкисты, я не знал, и с возрастающим нетерпением и любопытством ожидал, когда же они обнаружат себя и ввяжутся в битву.

Танки, поднимая бурю, приближались и по целине и по дороге с одинаковой скоростью, без единого выстрела. И Чертыханов отметил с презрением.

— В психическую пустились.

Первый залп прозвучал на дороге из засады.

Танки, увеличивая скорость, накатывались на село. Стреляли на ходу. Уже загуляли по улицам, загрохотали трескуче и резко минные разрывы. Легко, с костяным хрустом отхватывались углы зданий, сносились, как перышки, кровли, большими кострами занимались дворы…

Снаряд, влетев в окно нашей избы, разорвался под нами, выбил потолок, и мы чуть не провалились в пробоину.

— Уходите! — крикнул Чертыханов и силой потащил меня с чердака, сердито ругаясь. В образовавшуюся дыру мы спустились сперва на печь, еще теплую, затем спрыгнули на пол и выбежали из избы.

Село сотрясалось от взрывов, казалось, не оставалось ни одного места, которого бы не коснулся огонь. Едкий чад стлался по улицам, все более уплотняясь. Мимо нас старший лейтенант Скнига с двумя бойцами тащили противотанковую пушку. Шапка у Скниги сдвинута на затылок, лицо закоптилось, кончики молодцевато подкрученных усов поникли, под ними блестел оскал зубов — он с усилием толкал пушку.

— Где вторая пушка? — спросил я.

— Нет пушки, — с ожесточением ответил старший лейтенант и выругался. Разбили вдребезги, сволочи. Прямое попадание. Двое ребят ранены, один убит. Но прежде чем выйти из строя, они подожгли три танка… Сейчас перемещаюсь на южную дорогу к Рогову, как ты велел… Там, — он махнул перчаткой в западную сторону, — оборона крепкая, там им не прорваться.

В это время с визгом врезалась в дорогу и брызнула жужжащими осколками и комьями земли и снега мина; бойцы, сопровождавшие пушки, мгновенно легли, мы прижались к стене избы. Оторвавшись от стены, Скнига беззлобно выругался.

— Раскидался, сукин сын! Как бы последнюю пушку не разбил… — Он бросился к пушке, крикнул что-то бойцам, и те, заторопившись, покатили ее дальше.

В помещении штаба окно, выбитое взрывной волной, было заткнуто тряпьем. На полу под ногами хрустели осколки стекла. Телефонисты однотонно выкрикивали позывные. Лейтенант Тропинин в полушубке, накинутом на плечи, разговаривал по телефону. Когда я вошел, он крикнул в трубку:

— Пришел! Сейчас дам… — Тропинин передал мне трубку. — Командир бригады…

Оленин просил подойти к нему.

— Подымайся на пожарную каланчу, я тут.

Через несколько минут я стоял внизу у лестницы на вышку.

— Влезай, не бойся! — Судя по голосу, Оленин находился в отличном расположении духа. Я поднялся на площадку под невысокой крышей, обнесенную шатким барьерчиком. Оленин, порывисто обняв меня за плечи, с необыкновенным оживлением сказал:

— Первый натиск врага отбит. На всех участках. Получили по морде и повернули назад.

— Послать бы им вдогонку несколько залпов, — сказал я.

— Было бы что послать, — ответил Оленин, — давно бы послал. И накрыл бы… Ты думаешь, это конец? Только начало! Перестроятся и снова пойдут. Будут искать наиболее уязвимое место… Ничего, встретим. Ты думаешь, комбат, мы сейчас обороняемся? Как бы не так! Мы ведем успешное наступление, а они обороняются. Обороняются с отчаянием, — понимают, что этот бой для них кризисный. Не сломят нас — покатятся назад. Не случайно же бросают столько машин. Одну треть оставили, ни черта не достигли и отхлынули…

— Товарищ подполковник, — услышали мы голос Чертыханова, оставшегося внизу у каланчи, — спуститесь срочно. Вас ждут.

Оленин вопросительно и с недоумением взглянул на меня: кто нас мог ждать здесь, в такое время?

Нырнув в люк, он застучал на ступеньках обледеневшими валенками. Я поспешил за ним.

Внизу между четырех столбов, поддерживающих площадку, нас ждали генерал-лейтенант Ардынов и член Военного совета Дубровин. Они только что пробились по заснеженным путям на лошади, в легких санях, — машину оставили в лесочке на позициях артдивизиона. Ардынов опирался на толстую суковатую палку: он все еще хромал…

В селе настало затишье, лишь изредка то в одном конце, то в другом разрывались мины.

И командующий и член Военного совета были в приподнятом настроении от успехов войск армии. Ардынов сказал, обращаясь к Оленину и ко мне:

— Поздравляю вас, товарищи, с первыми победами. Поздравляю и с присвоением вашим частям звания гвардейских. Прошу пригласить представителей от подразделений…

Связные помчались в подразделения, находящиеся в обороне, телефонисты закричали в трубки…

Ошеломленные таким известием, мы молчали в радостном смятении. Наконец Оленин спохватился.