Я приказал Астапову послать взвод лейтенанта Прозоровского на помощь Рогову и попросил подполковника Оленина пустить вдоль дороги танки. Оленин обещал.

— Что там делается на дороге, товарищ капитан! — воскликнул связной красноармеец, потрясенный увиденным. — Все забито машинами, подводами, танками. Немцы мечутся как угорелые, стреляют куда попало. Наши ребята подползают вплотную к дороге и забрасывают их гранатами. Немцы оставляют машины, бегут в лесок, лезут по снегу… Ну и дела!.. Слышите? — сказал связной, задерживая шаг.

Мы прислушались. Издали, со стороны дороги, долетали сюда приглушенные расстоянием, разорванные щелчки выстрелов, хлопки гранат и мин.

Я огляделся: вокруг горели избы, и красные и черные текучие полосы траурно ложились на площадь, вызывая в душе тяжкое, гнетущее ощущение. В этих красно-черных полосах с причитаниями метались люди — женщины и ребятишки, — спасали из горящих домов имущество, не успевшее сгореть.

Прокофий Чертыханов, остановившись, дернул меня за плечо. Я даже вздрогнул от неожиданности.

— Глядите! — С каким-то суеверным страхом он смотрел через нагромождение машин в дальний конец площади.

Рассвет уже наступил, небо побелело, пламя сразу померкло. Только дым как бы сгустился и почернел. На фоне утренней белизны, точно взлетевшую в небо, увидели черную виселицу, два высоких столба, перекладину, а под ней застывшие человеческие фигуры.

Огибая машины, я приблизился к месту казни. Вокруг виселицы толпились женщины, ребятишки, бойцы. Было казнено шесть человек — четверо мужчин и две женщины, крайняя совсем девочка. Петля захлестнула ее тонкую шею, голова склонилась набок, как поникший цветок; русые волосы свисали на сторону, неживые, посеребренные инеем; была она только в легкой рубашечке, едва достающей колен; обнаженные руки опущены вдоль тела, босые ноги застыли и уже пожелтели; на груди фанерка с надписью «партизанка». Перед девушкой стояла на коленях пожилая женщина со сложенными руками, как перед иконой.

Вторая повешенная была пожилой, полноватой, седой, лицо, скованное холодом, было спокойное, мудрое. Из мужчин бросался в глаза старик, большой, широкий, с черной окладистой бородой, со связанными на спине руками.

Женщины плакали в голос, изредка касаясь руками босых ног казненных…

— Когда их повесили? — спросил я старуху, находящуюся рядом со мной.

— Два дня уж. — Старуха варежкой вытерла слезы. — Не давали подходить близко, не то что снять да похоронить…

— Кто же это сделал? — Ко мне пододвинулись еще две женщины и подросток. — Вы видели, как это было?

Женщины удивились:

— Как же не видеть? Все село согнали. На наших глазах совершалось злодейство.

— Что это за люди? Ваши односельчане?

— Все наши. Коммунисты. Скрывались в лесах, нападения делали. А женщины — мать с дочкой, она учительница Екатерина Васильевна, а дочка, Светочка, ученица… Вместе их и казнили. Муж у нее, отец Светочки, тоже учитель, комиссаром в армии служит… Как они прощались, так все село в голос плакало… Хорошие были люди, душевные…

Это объясняла женщина, что стояла перед девушкой на коленях.

Я спросил ее:

— А кто их казнил, вы запомнили?

— Как же не запомнить зверя такого!.. Покоя от него не было. Всех собак пострелял. Идет улицей, собака залает, он ее тут же решает жизни…

— Сможете узнать его в лицо?

— Я смогу, товарищ командир, — перебивая женщин, ответил подросток. Когда пурга была, я вел его лошадь до самой Росицы и обратно. По-русски знает…

Я повернулся к Чертыханову и к разведчикам. Они стояли плотной стеной и угрюмо смотрели на виселицу.

— Приведите сюда всех пленных!

Сержант Мартынов дал знак разведчикам и скрылся в толпе, которая разрасталась и становилась все крикливее. Чертыханов посоветовал, шепнув на ухо мне:

— Надо бы снять их?..

— Чуть позже…

Пленных привели на площадь, разномастно, совсем не по-воински одетых, побывавших в огне и понявших войну по-настоящему, теперь уже по-русски; у некоторых виднелись повязки на ранах. Их расположили перед виселицей полудугой, человек двести. Они равнодушно взирали на казненных, дуя на руки, пританцовывая на холоде, должно быть, давно привыкли к такому зрелищу, и оно их нисколько не занимало.

Я сказал подростку:

— Ищи.

— Вот он.

Мальчик указал на невысокого и неказистого человека в серо-зеленой шубе с меховым воротником, в серой каракулевой папахе советского полковника; папаха была великовата и наползла ему на уши; из-под нее высовывался хрящеватый нос, острый на конце; глаза небольшие, холодеющие льдом, а губы полуоткрыты в улыбке.

Я сделал знак, чтобы он вышел из строя. Немец оглянулся на соседей, убеждаясь, его ли вызывают. Солдат с повязкой на голове, высокий и угрюмый, вытолкнул его из ряда. Тот робко приблизился ко мне, все так же скверно и липко улыбаясь.

— Он? — спросил я женщин.

— Он самый!

Толпа загудела, зашевелилась, придвигаясь к нам.

— Тут и другие каратели есть. Вешатели! Вот они!..

Несколько женщин подбежало к пленным. Они схватили и выволокли на площадку еще троих. Немец хорошо говорил по-русски и отвечал на вопросы сам. Я показал ему на повешенных.

— За что?

— Партизаны. — Он пытался обосновать свою жестокость. — А партизаны это есть бандиты. По законам немецкой армии все бандиты должны быть, — он коснулся шеи и вскинул руку вверх, — повешены.

Я кивнул на девушку.

— Она тоже бандитка? — Гестаповец молчал. — Бандит она? Говори!

— Она дочь коммуниста, дочь комиссара, — начал он, озираясь по сторонам.

К тем троим истязателям кинулась толпа женщин, сомкнулась над ними, страшная и беспощадная.

— Стойте! — крикнул я и выстрелил из пистолета в воздух. Женщины остановились. — Не марайте рук об эту падаль! Отойдите! Их будут судить по нашим, по советским законам. Расплаты им не избежать.

В штабе батальона, расположенном в кирпичном здании сельпо на нижнем этаже, я постепенно остыл от пережитого, сел на лавку и задремал, облокотившись на подоконник. Очнулся сразу же, как только в помещении очутился командир бригады. Он на ходу стащил с себя шлем, швырнул его на лавку и сел к столу, кивнул мне, улыбнулся.

— Отдохнул, комбат? Отдыхай. Бой только начинается. Известно ли тебе, что в Саратове мы разгромили целый гарнизон — батальоны полка СС «Великая Германия» со всей техникой, с войсковыми тылами, со складами… Понимаешь, что нас ждет впереди. Разведка донесла, что сейчас сюда движутся танки и пехота. Будут массированные атаки. Как можно быстрее организуйте оборону. Особенно западной стороны. Да и с юга пойдут. Я свои машины поставил в укрытия, в засады. Если мы не удержим этот населенный пункт, то всем нашим прежним усилиям грош цена.