Милиционер взмолился:

— Товарищ капитан, делайте с ним что хотите, только освободите проезд.

Я отвел Куделина в сторонку.

— Этого человека отведите в штаб к комиссару Браслетову. Женщину с ребенком отвезете домой, вещи отдадите, но проверьте, нет ли там чего такого…

— Понимаю, товарищ капитан, — ответил Куделин. — Сделаем, как надо.

Главный инженер не протестовал, не возмущался, не кричал, он проследовал впереди Пети Куделина, все так же высокомерно и гордо неся свою седую красивую голову.

Кассир — фамилия его была Кондратьев — привел нас к заводу. Это был небольшой заводик в глухом переулке на Красной Пресне. Раньше он выпускал примусы, керогазы и прочие предметы домашнего быта. Теперь здесь собирали автоматы и гранаты-«лимонки».

Возле проходной скопилось человек триста, а то и больше, в основном женщины; среди них веселыми стайками — мальчишки. Толпа увеличивалась, словно разбухая, ходила ходуном, взволнованная, возбужденная. Смысла происходящего я пока не улавливал. Протолкался в самую гущу, прислушался.

Ворота были закрыты. В проходной стоял человек, немолодой, грузноватый, в синем сатиновом халате, замасленном спереди; седеющая, с залысинами голова не покрыта. Успокаивая людей, он кричал охрипшим, сорванным голосом:

— Товарищи, разойдитесь по-доброму! Не милицию же вызывать… Завод временно закрыт, ни один человек не пройдет!..

Народ заволновался еще больше, послышались злые выкрики:

— Безобразие! Вызывай милицию!

— Директора позови нам!

— Нет директора, — сказал человек в синем халате. — Выехал из города! По важному заданию.

— Позови главного инженера!

— Инженер тоже выехал.

— Давай нам секретаря райкома!

— Где я вам его возьму?

— Позови, вызови, пускай приедет! — настаивали люди.

Я спросил у женщины, стоявшей рядом со мной, кто этот человек в сатиновом халате. Оглядев меня, она ответила с жалобным недоумением:

— Начальник цеха, Василий Иванович Сычев… Пришли на работу, а ворота на запоре. Что делается, что делается…

Сычев крикнул охрипшим голосом, обращаясь к работницам:

— Не стойте зря. Завод работать не будет!.. Сейчас вам всем выдадут талоны на муку — получите на складе. И зарплату на месяц вперед. Скоро кассир приедет. И расходитесь. Выезжайте из города. Не нынче-завтра здесь бои начнутся… Перебьют всех!..

Толпа ахнула и примолкла, пораженная страшным известием. Стоявшая рядом женщина перекрестилась и заплакала. Ребятишки прекратили возню между собой и тоже испуганно уставились на Сычева.

Молодая женщина в вылинявшей синей косынке и стеганке, напористо, властно потеснив ряды, придвинулась вплотную к начальнику цеха; щеки свежие, с ямками, сочный рот приоткрыт в улыбке, глаза серые, лихие, с искрой.

— Не надо нам твоей муки, Василий Иванович! — заявила она громко, с веселым вызовом. — Пеки пироги сам! И денег не надо! Работать хотим! Наши мужики на фронте за Москву бьются, а мы на склад за мукой побежим да из Москвы вон?! Не будет этого, Василий Иванович! Открывай ворота! А то смахнем их одним махом! И тебя вместе с ними!

Сычев отстранил от себя женщину, попросил встревоженно:

— Варвара, не бунтуй. Приказа не знаешь?

— Плевали мы на ваш приказ! — крикнула она и повернулась к собравшимся, как бы приглашая их присоединиться к ее словам. И женщины охотно отозвались, плотнее обступая Сычева.

— Неверный приказ!

— Кто дал такое распоряжение?..

— Позвони в райком, Баканину!

На помощь Сычеву подошла женщина-вахтер в стеганой телогрейке и таких же стеганых ватных брюках, заправленных в мужские сапоги.

— Зря вы, бабы, на него наскакиваете, — заговорила она, глядя на Варвару. — Разве он виноват, разве от него все это зависит?..

— А ты помалкивай! — прикрикнула на нее Варвара. — Без тебя разберемся! Иди в свою будку и сиди…

Я вспомнил москвичей, молчаливой, траурной процессией двигающихся вдоль Садового кольца, и подумал, что, возможно, многие из них вот так же, придя утром к своему заводу, к фабрике и учреждению, увидели их наглухо запертыми, чужими и неприступными, и какие-то люди, вроде Сычева, предложили им вместо работы талоны на муку, зарплату на месяц вперед и попросили покинуть город…

Я подошел к Сычеву. За мной Чертыханов и Мартынов провели Кондратьева.

— Что тут происходит? — спросил я начальника цеха и показал ему мандат Государственного комитета обороны. — Кто дал приказ закрыть завод?

— Директор. А ему — свыше. Пойди теперь разберись… — Сычев растерянно пожал плечами. — А я что могу?

— Василий Иванович, вы остались за старшего? — Сычев кивнул непокрытой головой. — Так вот: завод должен работать. Впустите рабочих, они лучше знают, что им сейчас делать. Это хозяева страны. А зарплату, какая им положена, выдайте…

— Кассир в банк поехал, — сказал Сычев. — Еще вчера. Не могу дождаться. — Чертыханов и Мартынов расступились, и Сычев, увидев Кондратьева, воскликнул обеспокоенно и радостно: — Гурьян Савельевич, где ты пропал? Что случилось? Мы уж думали, не угодил ли под бомбежку. Хотели на розыски людей посылать… А ты жив-здоров, оказывается. Деньги привез?

Кондратьев потупил взгляд, покаянно вздохнул.

— Привез. — Кондратьев покосился на портфель, который по-хозяйски крепко держал в руках Чертыханов.

Сычев тоже взглянул на Прокофия, затем недоуменно — на меня.

— Как он к вам угодил?

Я объяснил. Сычев, ужасаясь, не веря, отступил от меня, протестующе махнул рукой.

— Не может быть! Как же так, Гурьян Савельевич!

— Сам не знаю, как вышло…

Сычев сокрушенно покачал головой.

— Ведь не задержи тебя, улизнул бы под шумок-то… Война, мол, все спишет, любую пакость… О людях и забыл небось. А у них — детишки… Вот, объясняйся с рабочими.

— Не казни душу, Василий Иванович, — простонал Кондратьев. — Лучше убей… — Он съежился, будто стал меньше ростом, и невольно отодвинулся за спину рослого Мартынова.

— Выдавайте-ка его нам, — потребовала Варвара. — Мы с ним расправимся по-своему, он у нас получит все сполна — с премиальными!

Кольцо вокруг нас угрожающе сомкнулось, и Кондратьев прошептал Мартынову умоляюще:

— Заслони, ради бога… — Жалкий, потерянный, он бормотал что-то невнятное, должно быть, читал молитву, готовясь принять расправу.

— Ты чего прячешься за чужую спину, герой! — с издевательской насмешкой пропела Варвара