он.

– Чего именно, – Игорь осторожно взял с полочки над столом большую цветную фотографию в рамке и бережно стер пыль со стекла.

На него, с ничуть не потускневшего за минувшие четверть века снимка, глядела счастливая семья: довольно молодой, улыбающийся мужчина с удивительно знакомым лицом, серьезный мальчик лет восьми, чинно положивший ладони на коленки, и яростно выворачивающийся из рук отца карапуз. И очень красивая женщина, обнимающая мужчину и рассыпавшая длинные золотистые волосы по его плечу…

– Кто это? – перебил он продолжающего что-то говорить брата.

– Это? – Антон встал и взял из рук Игоря рамку. – Это мы с тобой, наши мама и папа. Я сначала хотел забрать ее с собой, но потом решил оставить все, как есть. Хочешь еще посмотреть? Тут у отца в столе целый альбомчик – мама, мы с тобой, бабушка…

– Ты что-то говорил про отца, – Князев-младший стряхнул наваждение. – Что-то там про творца.

– Я говорил, что отец был одним из тех, кто сотворил все это, – старший брат указал пальцем в потолок.

– Этот… институт?

– Нет. То, что наверху. Понимаешь, Игорь, – Антон отвел глаза и принялся выравнивать растрепанную пачку исписанной бумаги на столе. Здесь создавалось оружие. Новое, передовое.

– Но ведь не оно же разрушило город?..

– Вряд ли. Возможно, отчасти. Основные разрушения, конечно же, нанесли ядерные боеголовки, химическое оружие… Но ведь никакая радиация не способна вызвать такие чудовищные мутации в такой короткий срок. И тридцати лет не прошло, а природа изменилась до неузнаваемости…

– Но какое отношение наш папа…

– Наш папа, – мрачно улыбнулся Антон. – Разрабатывал биологическое оружие. Вирусы, способные менять ДНК животных. Такие разработки в других странах тоже велись…

– Что это значит?..

– Это значит, что папа играл в Бога. Лепил новую жизнь. И породил чудовищ.

– Ты хочешь сказать… – Игорь смотрел на брата с недоверием.

– Я хочу сказать, что именно вирусы, над созданием которых работали в этом институте, привели к тому, что мутации фауны пошли с такой сумасшедшей скоростью. Часть их разработок попытались вывезти, конвой попал под бомбы, вирусы вырвались на свободу. Потом с перелетными птицами…

– Наш отец? – перебил Игорь. – С какой стати ты решил, что это делал именно наш отец?

– Я сказал – один из творцов. Разумеется, над этим работали и другие люди. Множество людей.

– И куда они делись? Неужели спасся только папа?

– Нет, конечно. Работали тут посменно. Когда случилась Катастрофа, отец, к счастью, был не в институте. Потому и выжил.

– Я тебя не понимаю. Ты же сам говоришь: здесь электричество, пища, вода, свежий воздух. Да это место зарыто в землю глубже, чем Первомайская!

– Точно. Глубже. И тем не менее, все, кто здесь оставался – погибли. Несколько десятков человек.

– Заболели?

– Нет. Отец вел какое-то подобие дневника. Наверное, просто выплескивал на бумагу наболевшее, свои мысли, радости, страхи…

– Так что же случилось с остальными?

– Ну, папа упоминал об этом вскользь… Я понял так, что охрана института имела приказ уничтожить весь персонал в критической ситуации. Ведь следом за атомной бомбардировкой здесь вполне могли высадиться вражеские военные.

– И что? Они выполнили приказ?

– Неукоснительно. Военных… или сотрудников спецслужб – отец не уточнял – было всего несколько человек. По крайней мере – на этом этаже. И они сначала перебили всех от ученых до последнего техника. Методично, профессионально… Я видел несколько тел, до сих пор лежащих в одном из рефрижераторов. Все убиты выстрелами в затылок. Из пистолета. Скорее всего, они даже не подозревали, что их ведут на убой.

– Несколько? Ты говорил о нескольких десятках.

– Их и было несколько десятков. Зачистив персонал, палачи начали уничтожать трупы. Здесь есть свой крематорий. Вернее – большая электрическая печь. Лаборатории-то были биологическими – оставалось много отходов. Трупов. Все это нужно было надежно уничтожать. Лучше всего подходило сожжение. Но для сожжения человека много времени. А печь у них была всего одна. Ты представляешь себе людей, которые только что убили тех, кого хорошо знали, с кем общались по много раз на дню, здоровались, шутили… Тысячу рублей до получки у кого одалживали. А тут пришлось жечь их в печи, выгребать пепел и снова… По расписанию. Выполнять работу.

– Кто-то не выдержал? – догадался Игорь.

– Да. Кто-то из них то ли сошел с ума, то ли заранее должен был уничтожить остальных… Короче говоря, охрану тоже перестреляли. А этого последнего отец нашел запершимся в его комнате. Он вскрыл себе вены и собственной кровью исписал все стены, пол и потолок в помещении. Целая исповедь… Я могу отвести тебя туда и показать.

– Не надо, не хочу. А что отец?

– Отец долгое время оставался в метро, где его застала Катастрофа. Всех нас. Несколько лет. Сначала была паника, и он просто вынужден был взять на себя руководство. Ну, а потом, когда жизнь наладилась, он передал руководство вашему Бате. Тот давно точил зуб на Первомайскую.

– Передал? Батя же организовал операцию, захватил… Мы даже праздник каждый год отмечаем – День Воссоединения…

– Праздник… Они просто договорились. Отец передал власть более подходящему, как он тогда думал, человеку – и все. Надеялся целиком и полностью отдаться работе. Но его не оставили в покое.

Антон встал и прошелся по комнате, трогая кончиками пальцев то корешки книг, то прибор, стоящий на полке.

– Батя с Балагуром как раз служили в охране этого института. Останься они внутри – давно бы их уже не было в живых. Но они успели добраться до метро и спастись. Но что из себя заведение представляет, наверняка знали. Беда в том, что они охраняли комплекс задний снаружи, а за ту первую дверь им хода не было. Рылом не вышли. Потому-то ни у кого из них не было доступа сюда. Но им сюда очень хотелось. Как же – безопасная сытая жизнь и все такое. И как-то раз они выследили отца. Пытали, требуя выдать им коды доступа и ключи. Отец побоялся, что оружие окажется в руках этих солдафонов и отказал. Его запытали и убили.

– Откуда ты знаешь?..

– Я тоже не мог поверить, когда узнал. Батя, такой обходительный. По-отечески заботливый…

– Откуда?!

– Знающий человек говорил. Я ведь целое расследование провел, пока до правды докопался… Один из тех, кто все видел сам. Сказал мне, что не участвовал, а просто смотрел. Может, соврал. Соврал, наверное. После того, как он мне обо всем рассказал, меня и сцапали.

– Но Батя? Президент?

– Он только приказы отдавал. Отца резал на кусочки Балагур и второй еще… Федотов.

– Капитан Федотов? – Игорь вспомнил ухмылочку командира, бросившего его умирать под завалом на Партизанской. – Это он меня… – слова давались ему с трудом. – И автомат дал свой. Без патронов…

– Это они на старости лет гуманистами стали. Сентиментальными стали. А раньше бы, – Антон ядовито улыбнулся, – пулю в затылок, и вся недолга. Или удавку на шею.

– Но карточка доступа… Они отобрали ее у отца? Почему же тогда не смогли пробраться сюда?

– Да, они ее отобрали у папы. Но без кода она только половина ключа. Видел, как они уродовали от отчаяния дверь? И у нас все перерыли, все искали – может быть этот код где-то записан. Ты помнишь?

Игорь вспомнил ту ужасную полуявь-полусон: здоровенные громогласные мужичины, топчущиеся по их тесной комнатке, свой истошный рев…

– Они ничего не нашли, потому что отец предвидел подобное, и не стал записывать код, –