– Там, в катакомбах тварей этих – ужас, – зашептал Хирург. – Потому и конвой не увеличат, что мало желающих на верную смерть идти. А с тобой мы тихонько-тихонько…
– А если врут про меня?
– Тогда нам – амба, – сказал Ельцин.
– Я подумаю, – пообещал Князев.
И именно тут лязгнул засов железной двери, и голос казенно каркнул:
– Заключенный номер шестьсот тридцать девять, с вещами на выход!
Число «639» значилось на прямоугольной тряпице, нашитой на телогрейку Игоря. Он привстал на локте, беспомощно оглядевшись. Все-таки провокация? И вдруг в его шею уперлось острое.
– Тихо! – шепнул ему на ухо зэк. – Дернешься, пришью! Сдал, сука?
Игорь боялся шевельнуться: острие заточки давило на кожу рядом с сонной артерией. В голосе заговорщика скользило безумие. Игорь смог бы доказать, что никому ничего не говорил, но времени на это у него не было.
Одно движение и…
Не спавший Ельцин повернулся, перехватил кисть с острой железкой и отвел в сторону. Спас.
– Сдурел, Хирург? – громким шепотом сказал он. – Он все время со мной был! Крыша едет?!
– Едет… – захихикал Хирург, пряча заточку. – Но ты помни, сука, не говорили мы тебе ничего. Понял?!
А к ним, шагая прямо по ворчавшим спросонья заключенным и светя фонариками в щурящиеся глаза, приближались двое караульных.
– Заключенный номер шестьсот тридцать девять!
– Я это, – громко сказал Игорь, когда до него оставалось несколько метров: таиться не имело смысла.
– Чего молчишь, шестьсот тридцать девятый? Думал, не найдем?
– Ничего я не думал, – хмуро буркнул Игорь, чувствуя, что ногу ниже колена ощутимо кольнуло что-то острое. – Спал я…
– Крепкий сон, – хохотнул караульный, светя прямо Князеву в лицо. – Чистая совесть.
– Убери фару, начальник, – проворчал снизу Ельцин. – Дай поспать.
– А ну, заткнулся, диссидент! – огрызнулся караульный, но фонарик все же притушил. – На выход, шестьсот тридцать девятый. С вещами.
Через десять минут Игорь со скованными наручниками руками уже трясся на дощатом помосте мотодрезины. Справа и слева от него сидели двое караульных с автоматами. Мотодрезина шустро неслась по скудно освещенным туннелям мимо провожающих их десятками бледных лиц станций.
В неизвестность…
Вот уж кого не чаял Игорь встретить еще раз, так это товарища Пинскера. По носившимся среди заключенных слухам, красные не слишком жаловали проштрафившихся соратников. Князеву даже показывали опустившегося в конец доходягу, занимавшего когда-то весьма высокую должность в партийной иерархии, но не сумевшего удержать планку. Поэтому мстительное воображение не раз рисовало ему «вождя», тюкающего кайлом в стену или даже валяющимся в тупиковом ходу с дыркой в затылке, брошенным на поживу крысам и прочим мелким тварям-падальщикам. Но вот живым, здоровым и процветающим – никак.
А выглядел товарищ Пинскер, в общем, неплохо. Немного осунулся, в смоляных кудрях добавилось седины, шикарную комиссарскую кожанку заменил какой-то невразумительный пиджачок… Но в целом это был прежний Пинскер – вертлявый, напористый, болтливый.
И подозрительно радушный.
Чаем вот угостил.
– Пейте, пейте чаек, товарищ Гладиатор, пейте… Хотите еще?
Игорь допил остро пахнущий грибами темный горячий напиток и отставил кружку: после голодухи в подземелье чай с печеньем казался даром богов. Он даже хотел собрать со стола крошки, но постеснялся.
– Спасибо, – после некоторой внутренней борьбы отказался Князев. – Я сыт. У вас ко мне какое-то дело?
Странно, но прежде чем ввести заключенного номер шестьсот тридцать девять в хорошо освещенную комнату и усадить на не привинченный (!) к полу стул, с него сняли наручники. Запястья, стянутые стальными обручами несколько часов подряд – караульный, сволочь, защелкнул браслеты от души – все еще ныли, но тысячи иголок, немилосердно коловших пальцы, уже исчезли. Прихлебывая обжигающий напиток, Игорь представлял себе, как он допьет чай и одним движением свернет идейному борцу с буржуазией его цыплячью шейку. И удерживало его от этого шага только банальное любопытство: ведь не стали бы его тащить по пустякам через всю Красную ветку. Да еще выделив для этого мотодрезину, несколько литров остродефицитного топлива да двух вертухаев с автоматами. Что же стряслось?
– Великолепный чаек, знаете ли, – разливался соловьем Пинскер, не сводя с собеседника настороженных глаз. – Свеженький – только вчера с ВДНХ привезли! Там – лучший чай во всем метро делают, вы в курсе? Почти как тот, со слоном, до катастрофы…
Игорю его щебет ни о чем не не говорил, и он просто пропускал слова Пинскера мимо ушей, изредка кивая и ожидая продолжения.
И дождался.
– Неважно выглядите, – погрустнел «вождь», рассеянно водя пальцем по пластиковой, исцарапанной и треснутой во многих местах, столешнице: роскошью обстановка камеры не блистала. – Тяжелая работа? Сложные условия содержания?
– Терпимые, – к откровенности Князев не был склонен. – Зато вы – молодцом.
– Вы заметили? Вообще-то пришлось пережить кое-какие неприятности…
«Знал бы ты, что такое неприятности, – подумал зэк, усилием воли сдерживаясь, чтобы не выпалить это в холеное лицо функционера. – Настоящие неприятности…»
– Понизили в должности, лишили кое-каких благ… Недоброжелателей у меня всегда хватало. Хотели даже под суд отдать… Но я жилистый, сдюжил.
– Не сомневаюсь, – обронил Игорь.
– Но сейчас это неважно, – махнул рукой Пинскер, едва не сбив на пол стакан. – Я пригласил вас не для бесед о здоровье.
«Пригласил?» – молодой человек под столом потер глубокие синие борозды на запястьях.
– Слушай, – заговорщически наклонился собеседник через стол, внезапно перейдя на ты и приблизив свое лицо к лицу Игоря так, что на него пахнуло грибным одеколоном. – Когда нас с тобой арестовали, то при обыске обнаружили кучу денег. Доллары, евро… Откуда все это? Я, право, опешил, когда у меня из карманов пачки купюр начали выуживать.
Старшина явственно видел перед собой плохо выбритую шею и пульсирующую ямку на ней. Сюда прямым пальцем и – аут…
– А вы, что – ничего не помните?
– Не помню, представь себе! – развел руками «вождь». – Меня так и этак пытали, но что можно узнать, если я не помню?
«Пытали тебя… Что ты знаешь о пытках?..»
– Да так, нашли по дороге одно место… – уклончиво ответил Князев, лихорадочно прикидывая варианты: стоит ему признавать все или нет?
– И много там такого? – глаза Пинскера за стеклами круглых очков жадно сверкнули.
– На десять жизней хватит… Нам обоим. Если на Черкизоне обменять на что-то стоящее…
– Серьезно? А показать сможешь? – собеседник уже совал под нос Игорю пестрый лист бумаги – план города. – Ты не бойся: тут чисто все, прослушки нет!
– Не-ет, – Игорь развел руками. – Откуда же мне в карте города разбираться? Вот карту метро мне покажите, что угодно найду!
– А на местности мог бы показать?
– На местности? Наверху, то есть? – сердце екнуло. – Наверху – пожалуйста. Только это… Опасно
