Капитан некоторое время лежал, задумчиво глядя на пару массивных масляных ламп, стоящих в изголовье его кровати (эти лампы были лишним подтверждением тому, насколько хозяин таверны ценил своего гостя, ибо во всех остальных комнатах этого этажа было только по одной лампе, а гости попроще из нижних комнат довольствовались сальными свечами), потом решительно откинул полотенце и сел.
– Хорошо, уважаемый, я сейчас спущусь.
Хозяин с облегчением вздохнул. Наниматели находили капитана Арамия и в порту, и на улице, во время прогулок по городу, и во многих других местах, но, если сделка заключалась в таверне «Акульи зубья» либо хозяин таверны тем или иным образом участвовал в ее заключении, капитан аккуратно выплачивал ему не менее пяти золотых. А один раз, когда заключенная сделка оказалась чрезвычайно выгодной для капитана, тот отсыпал ему от своих щедрот целых пятнадцать монет. И с того дня хозяин мечтал превзойти эту сумму.
Арамий появился в зале спустя полчаса. Его борода была, как обычно, тщательно расчесана, завита и подкрашена хной. Раб, к этому моменту уже изъелозивший всю лавку, на которую его усадил хозяин таверны, тут же вскочил и бросился было к капитану, но, натолкнувшись на его равнодушно-презрительный взгляд, покраснел и застыл на месте. Хозяин расплылся в улыбке. Похоже, мальчик попал в рабы совсем недавно и еще не успел привыкнуть к своему положению. А его хозяин – большой оригинал. Отпускать новообращенного раба в город одного, без надсмотрщика… впрочем, возможно, его первые предположения верны и у этого раба особые отношения с хозяином. Если это так, то и одежда, и манеры, и золоченый ошейник – все это находит свое объяснение. Почему бы не побаловать любимую игрушку?
Арамий степенно уселся на свое место, которое во время его пребывания в «Акульих зубьях» хозяин никому не разрешал занимать, и, отхлебнув из услужливо поднесенной хозяином кружки горячего лакао, соизволил наконец посмотреть на переминавшегося с ноги на ногу раба:
– О чем тебя просили мне сообщить?
Раб еще пуще покраснел и заговорил срывающимся голосом:
– Вы – капитан Арамий, не так ли?
Капитан не удостоил раба ответом, отхлебнул лакао и слегка нахмурился. Хозяин сочувственно качнул головой и зло зыркнул на раба. Вот идиот, ну разве так раб должен разговаривать с самим капитаном Арамием? Этак он может оскорбить капитана, и тот вообще откажется разговаривать с его хозяином. И тогда плакали денежки. Между тем раб заговорил снова:
– Моя хозяйка велела передать, что она ждет вас сегодня к полудню, чтобы побеседовать о предложении, которое, как она надеется, покажется вам достаточно выгодным, чтобы его принять.
Арамий нахмурился еще больше, а трактирщик зло скрипнул зубами. Нет, ну что за идиот? Он ведет себя так, будто он не раб, а свободный человек. А раб все говорил:
– А в благодарность за беспокойство она велела передать вам вот этот кошель. Причем он останется у вас, даже если вы решите отклонить предложение моей хозяйки. – Раб положил на стол кожаный кошель размером с пару кулаков хозяина. Хозяин замер. Если даже там медь, то сумма вознаграждения всего лишь за короткую пешую прогулку весьма неплохая, а уж если серебро… Арамий сделал еще один глоток, небрежно взглянул на кошель, протянул руку и дернул завязку. В следующий момент оловянная тарелка, которую хозяин протирал, выскользнула у него из рук и со звоном ударилась о стойку. Но хозяин этого не заметил. В кошеле было золото…
Ровно в полдень капитан Арамий остановился у невысокой глинобитной ограды, над которой шелестели слегка увядшими от жары листьями две шелковицы. Указанный дом находился на западной окраине Кира, там, где обычно селились купцы и караванщики, торговавшие с Великой пустыней. Впрочем, те, кто торговал с пустыней, селились не только там. Ни один из тех, чьи утопавшие в мягкой зелени садов и звоне искусственных водопадов дома образовывали Зеленый придел, охватывавший город с юга, не смог бы достигнуть своего нынешнего величия и богатства, если бы пренебрегал Великой пустыней. Все дело было в том, что ни один из них не ограничивал себя ТОЛЬКО ЕЮ. А тем, кто селился на западной окраине, не удалось или недостало удачи подняться так высоко, как обитателям Зеленого придела, и они довольствовались лишь пустыней. Арамий окинул взглядом пыльный проулок и поежился. Вопреки слухам, его удачливость не имела ничего общего с мифическими подарками нумры или Верховного морского владыки. Просто Арамий обладал потрясающим чутьем. А также умом, отвагой и осторожностью, смешанными в чрезвычайно удачной пропорции. В тот едва не ставший для него роковым день он узнал о Тримании совершенно случайно. Зашел к знакомому маклеру поставить пару золотых на бега в честь Дня стрижки и услышал, как один из клиентов ставит двадцать золотых на то, что известный пират Триманий прижмет к ногтю молодого, но уже известного не менее, чем он, капитана Арамия еще до Дня стрижки (и каких только ставок не принимали маклеры). Арамий не стал делать ставку и тихонько ушел. У него достало ума не отказываться от груза, осторожности – не переть напролом, надеясь каким-то чудом проскочить мимо Тримания (тот ждал его в самом узком месте рифового барьера, у скалы под названием Глотка), и отваги – провести корабль через полосу рифов миль за двадцать до Глотки, где, как считалось, пройти через рифы совершенно невозможно. Но Арамий плавал с пяти лет, и покойный отец, у которого отвага все-таки чуть перевешивала осторожность, в свое время показал ему несколько мест, где, при удачной волне, можно было рискнуть и проскочить полосу рифов. Так что Триманий благополучно лишился головы, а репутация Арамия упрочилась настолько, что никто больше не отваживался проделывать с ним подобные шутки. И сегодня его чутье прямо-таки вопило о том, что задание, которое ему собираются предложить, чревато смертельной опасностью. Но это же чутье с еще большим усердием подсказывало ему, что отказаться от него – значит обречь себя на еще большую опасность. Поэтому Арамий, промучившись полдня, затянул на кошеле с золотом тонкий шнурок и, передав его на хранение хозяину таверны (еще не хватало шляться по улочкам Кира с ТАКОЙ суммой), оделся в свою самую лучшую одежду и, вручив свою судьбу в руки Фанера – отца овец и Верховного морского владыки, коим не раз приносил обильные жертвы, двинулся по указанному адресу.
Калитку ему отворил тот же самый раб. Окинув капитана строгим взглядом (отчего рука Арамия сама собой потянулась к висящей у пояса плетке, предназначенной для того, чтобы отгонять бродячих псов), он поймал его взгляд и, опомнившись, спрятал дерзкие глаза за вежливым поклоном:
– Проходите, уважаемый капитан, Госпожа вас ждет.
Но на этом неожиданности не кончились. Когда Арамий, низко склонив голову, преодолел низкий проем калитки и оказался внутри дворика, его рука чуть не дернулась к висящему на поясе бронзовому кортику. Небольшой двор был забит людьми, причем людьми необычными. Капитан готов был поклясться, что все они – горгосцы, а тяжелые бронзовые мечи, с которыми они не расставались даже здесь, во дворе, недвусмысленно указывали на то, что они – воины. С тех пор как Великий Грон поверг ниц Горгос, капитан Арамий ни разу не встречал сразу столько горгосских воинов. Причем, судя по их жестким, обветренным лицам и мощным шеям, это были опытные ветераны, которые после гибели Горгоса так и не сложили оружия. Капитан Арамий вздрогнул. О боги, в какую же неприятность он вляпался? Ни в Кире, ни в его окрестностях не было ничего такого, что требовало бы присутствия такого количества закаленных ветеранов. С таким числом опытных солдат решительный человек мог бы запросто захватить город. То есть если бы эти солдаты подошли к городским стенам, на которых выстроилось бы готовое к бою городское ополчение и отряды стражи, то у них ничего бы не вышло. Для правильного штурма их было явно недостаточно. Но они уже находились в городе. И городская стража ни о чем не подозревала. А судя по размеру и содержимому кошеля, главе этих солдат решительности было не занимать. Впрочем, вряд ли его пригласили для участия в чем-то подобном – для того чтобы захватить город, помощи Арамия совершенно не требовалось.
– Госпожа ждет… – Голос молодого раба вывел капитана из состояния временного столбняка. Арамий сумрачно кивнул и двинулся к двери дома.
Госпожа ожидала его в центральной зале, у бассейна. Наличие и размеры бассейна в доме показывали, что, несмотря на непрезентабельный район, владельцы этого дома были достаточно состоятельны, чтобы каждый день покупать не меньше чем по три дюжины бурдюков с пресной водой. Впрочем, здесь, в Кире, цена бурдюка была еще довольно приемлемой. То ли дело в Арнаме, куда воду доставляли из горных ручьев, а до ближайшего из них было почти три часа ходу.
Арамий вошел и остановился, ожидая, пока глаза привыкнут к полутьме внутренних помещений. И в этот момент ему ударил в ноздри запах, очень необычный запах. Он, несомненно, принадлежал женщине,
