своей родины – и понимал, что до нынешнего дня попросту не видал бурь. Должно быть, примерно в такую и угодила праматерь его рода, спасшаяся на чудесной кокоре. Но это спасение, как и положено чуду, случилось давно и было известно потомкам лишь по рассказам. Ждать ли помощи Свыше ничтожнейшему из сыновей негодного рода?..
Молодой венн заставил себя разжать пальцы, судорожно стиснувшие ошейник Торона. Могучий пёс, кажется, продолжал верить в безопасность выбранного убежища, но на всякий случай жался к хозяину, видя в нём свою единственную заступу. Ветер пригибал стланик и бешено вколачивал в песок лезвия дождя, однако вода всё равно не успевала уйти, и под колёса тележки суетливо вползали мутные ручейки.
«Вот тебе и пещерка с уютным костром, вот тебе и шум непогоды снаружи…»
Коренга обнаружил, что второй рукой держится за шершавый стволик в пластинках отслоившейся коры. Стволик гнулся, выпрямлялся, дрожал и гудел. Коренга не стал отнимать руку. Там, где росло хоть одно дерево, пусть самое уродливое и кривое, он мог рассчитывать на защиту и помощь. Да и стланик, силившийся удержать корни в земле, точно так же искал у него поддержки, и он не был бы Кокориным сыном, если бы не сумел этого понять.
Дома он привык к тому, что сильные ливни редко затягивались надолго. Он ждал, что свирепое биение капель вот-вот утихнет и поредеет, может, даже прекратится совсем… ничуть не бывало. Правду, знать, говорили о Змее, будто Он мог всосать и унести целое озеро! А потом выпустить, где заблагорассудится!
Оставалось надеяться, что море-океан Ему был всё-таки не по вместимости брюха…
Потом на внутреннюю сторону полога просочились и стали стекать частые струйки, и ощущение гигантской волны, накрывшей весь мир, жутко усилилось.
Ибо дождь (если ЭТО можно было назвать дождём!) шёл
Того гляди, с неба посыпятся рыбы, водоросли, ракушки!..
Молодого венна, съёжившегося в сырой тьме, вдруг посетила запредельная мысль об утопленном мире и о последнем воздушном пузыре, в котором они спрятались с Эорией и Тороном. Внезапное удушье стиснуло горло, захотелось бездумно рвануться из тесных объятий этого пузыря, неведомо куда и зачем, лишь бы не оставаться на месте…
Жёсткая кора в одной ладони и колючая пёсья грива в другой помогли ему одолеть миг страха и слабости.
«Пусть Змей убьёт меня, если Хозяйка Судеб в самом деле заполнила пряжей веретено моей жизни и приготовилась оборвать нить, – сказал он себе. – Но да явятся мне свидетелями эти корни, эти ветви и зелёная хвоя: не будет сказано обо мне, будто я предался бесчестию, бросившись удирать или моля о пощаде…»
Мысленная клятва придала ему сил и спокойствия. Воины знают эту ясность, осеняющую душу перед поединком, когда отринуты все мысли о земном и остаётся лишь небо над головой да взирающая оттуда Справедливость Богов. Коренга позволил себе только один вздох, да и то не имевший отношения к твёрдости на краю гибели.
«Если я умру, мама узнает об этом завтра же утром. А я? Я-то как сведаю, живы они там или тоже потонули?..»
И в это время к бешеному гулу ветра и клокотанию заполонившего пространство ливня добавился новый звук. Невероятно низкий, тяжёлый, угрожающий рёв. Коренга подумал было о волнах, бешено мчавшихся на берег, но сразу сообразил, что прибой был ни при чём. Его размеренный грохот существовал сам по себе, к тому же Эория успела втолковать сухопутному венну, что никакой прибой не мог перехлестнуть через дюны, даже в самый сильный прилив. Это было что-то совсем другое. Коренга попробовал вообразить глотку, способную издавать такой рёв… и вспомнил невыразимо пугающее движение там, в самой глубокой тени под крыльями Змея. Это извивался хобот, которым прожорливое чудовище всасывало всё попадавшееся ему на пути. Живое и неживое. Воду и рыб. Камни и лес. Целые речные русла, на другой день представавшие вывернутыми наизнанку. Купеческие обозы с товарами и людьми, не успевшие вовремя пересечь Змеев След…
Что ему три живых существа, скорчившихся под кожаным пологом? Точно так сам Коренга мог наехать колесом тележки на какой-нибудь опавший листок, всего менее задумываясь, не сидят ли под ним, к примеру, три муравья…
Он расслышал голос Эории только потому, что они сидели, тесно прижавшись друг к дружке, почти голова к голове.
Сегванка пела. В полный голос, крепко зажмурившись и прижимая к середине лба три пальца правой руки, сложенные щепотью. Так поступали сегваны во имя трёхгранного кремня, коим был ранен их громовержец Туннворн, когда бился с ледяными великанами, защищая людей.
– Господь мой, Повелитель Грозы… – вслух воззвал Коренга к огнебородому повелителю веннских небес. – Ты, чьи громы пугают холод и тьму, а секира исполнена двойного света, мёртвого и живого! Узри Врага Своего, рвущегося в дневной мир! Со мной поступи так, как я того заслужил, но не допусти, чтобы Он достиг нашей земли…
Если бы он немного лучше разумел сегванский язык, а висевший над ними Змей ревел хоть чуточку тише, Коренга разобрал бы, что Эория тоже сочла недостойным молиться о собственном спасении. В её песне, вдохновенно слагавшейся прямо здесь и сейчас, без конца повторялись слова «отец», «братья», «корабль».
Молитва, звучавшая сразу на двух языках, ещё не была толком завершена, когда небесная твердь от моря до гор лопнула с треском, невыносимым для слуха, и сквозь трещину вырвалась лиловая слепящая вспышка.
Бог Грозы услышал призыв.
ГЛАВА 24
Битва в небесах
Такую грозу надо бы время от времени созерцать всякому человеку. Да не из-под крыши, а на открытом месте и шапку сняв с головы… Не для страха и подавно не наказания ради! Просто в напоминание о Правде Богов – и о мелочной суете, что так часто мешает смертному поднимать глаза к Небесам!
Неистовый грозовой свет бил, казалось, со всех сторон сразу, и в этом свете земля окончательно перемешивалась с небом, а то и другое – с водой. Бог Грозы разил в праведном гневе, но и страшна же была Его справедливость!.. Коренга молился и ждал, что следующий удар громовой секиры уже точно превратит их с Эорией в ничто, в россыпь гаснущих под дождём угольков. Но проходило мгновение, очередная вспышка почему-то задерживалась, и наваливалась вселенская тьма и с ней – вселенский же ужас: что, если на сей раз Бог Грозы будет вынужден отступить перед яростью Змея?..
Пока было ясно одно: поединок в небесах шёл на равных. И рёв, надвигавшийся с моря, не только не слабел, но, наоборот, даже усиливался.
Человеческие букашки под непрочным листком полога продолжали исступлённо молиться, пытаясь хоть так поддержать божественного заступника…
И вот как будто рука великана подхватила прочное кожаное полотнище и одним рывком сдёрнула его со стланиковых зарослей – только мелькнули в воздухе длинные плети корней, исторгнутых из песка. Полог на миг поднялся дыбом, точно парус корабля, а потом взлетел не хуже рукотворной птицы Коренги – и исчез в нёсшихся над землёй полосах то ли дождя, то ли загустевшего и
