Я родился 9 сентября 1968 года в Москве в Бауманском (ныне Басманном) районе, в семье инженеров. Окончил школу № 83 (ныне № 1204). После школы поступил в Московский автомеханический институт. После окончания 2-го курса меня призвали в ряды вооружённых сил. Интересно то, что это был последний день призыва — 15 июля 1987 года. Проводы были быстрыми, скромными, в кругу семьи.

Мой прадед и дед, по материнской линии, были кадровыми офицерами и участвовали в Первой и Второй мировых войнах, соответственно. Дед по отцовской линии был начальником пограничной заставы и охранял от басмачей границу с Ираном на реке Араке. Отец служил на крайнем севере, в бухте Тикси.

У моего поколения было другое воспитание. Считалось позорным избегать службы в армии. Идти служить тогда считалось логичным, правильным. Служба в армии — это отличная школа жизни, обучающая юношу дисциплине, самоорганизации, умению преодолевать трудности и достигать поставленных целей, прививающая чувство товарищества и взаимовыручки. Пройдя через это жизненное испытание и выполнив свой гражданский долг, юноша возвращается совершенно другим, взрослым самостоятельным мужчиной, способным разбираться во многих жизненных ситуациях и готовым нести бремя ответственности не только за себя, но и за других. По-другому начинает оценивать себя и свое отношение к окружающему миру. Правда, понимание этого приходит гораздо позже.

Первое воспоминание, которое приходит в голову — привезли нас, новобранцев, на сборный призывной пункт на Угрешской ул., построили, офицеры личные дела просматривают. Вдруг подходит ко мне полковник, отец одного из призывников, и спрашивает: «Это у тебя команда 20-А?». «Да, а что?» — ответил я. Он добавил: «Да ничего, удачи тебе сынок».

Не придал я тогда этому значения, так как был уверен, что попаду в ВДВ, поскольку имел разряды по легкой атлетике, лыжам и боксу. От военкомата за год до этого отправляли на недельные сборы обучаться прыжкам с парашюта и на моем личном деле, в правом верхнем углу, красовался нарисованный красным карандашом парашют.

По призыву попал в Ленинградское учебное училище, в/ч 45 935, во 2-ю батарею, готовящую специалистов по ремонту 152-мм гаубиц Д-20 и 120-мм полковых минометов. За год до этого, впервые попав в Ленинград, решил посмотреть город. Через полчаса после того, как я отошел от московского вокзала, я вышел на какой-то пустырь. Вдалеке увидел забор со звёздами. Поразился, что из центра буквально за полчаса вышел на какие-то окраины. Каково же было моё удивление, когда нас, новобранцев по прибытию в Ленинград построили и повели к тому самому забору в звездах. Я понял — это судьба!

А уже через день после этого я принимал присягу. За три месяца, что я там провел, изучил Устав, строевую и караул. Немного познакомился с устройством гаубицы и миномета, так как изучать их не было ни сил, ни возможности, ни желания. Гоняли так, что никаких посторонних мыслей не возникало, единственное, о чем мечталось — выспаться и наесться до отвала! В середине сентября, когда небольшую группу курсантов вместе со мной отправили на медкомиссию, я узнал, что означает команда «20-А».

Очень многие на войну рвались и огорчались, когда их туда не брали. Причиной этому было желание проверить себя и, в принципе, основной движущей силой было желание быть героями, как их отцы или деды. Действительно, многие ребята писали рапорты о том, что хотят служить в Афганистане. Но, конечно, не всем было суждено. Брали самых подготовленных, самых физически крепких.

За неделю до отправки в ДРА, приехали навестить родители. Отец пытал меня, куда меня направят после «учебки», но я молчал как партизан. Знал, что будут безумно переживать. Дальше события развивались стремительно: Пулково, Ташкент, Кабул, Баграм. Поселили на два дня в какую-то глиняную хижину. Ночевали на земле подстелив одну шинель, а другой укрывались. Все вокруг чужое, непонятное. Днем жара, ночью холод. Вокруг безжизненное плато, окруженное горами. Самолеты, при посадке и взлете пускающие ракеты. Дома, сделанные из глины. Тучи пыли, поднимавшиеся от проезжающей техники и разносимые ветром повсюду, так что невозможно было дышать. Необычная форма одежды наших солдат и офицеров. Военная техника, которую раньше я никогда не видел, и огромное количество оружия и боеприпасов. Практически каждый солдат был со своим автоматом и пристегнутым рожком, к которому изолентой был примотан запасной магазин. Наконец, на третий день, вспомнили и о нас. Построили в один ряд и прибывшие офицеры из разных частей и соединений по нашим личным делам и внешним данным стали отбирать себе пополнение.

Помню, подошел ко мне старший лейтенант и спрашивает: «Пойдешь ко мне в десантно-штурмовую бригаду?». «Так точно!» — ответил я, а сам внутренне радуюсь, — это ведь еще круче, чем ВДВ.

Не знаю, что там дальше было, как нас «тасовали», но через несколько дней я оказался в разведроте войсковой части № 51 863 177-го мотострелкового полка 108-й Невельской дважды Краснознаменной