Александру оказал поддержку царь союзных агриан Лангар, действия которого обезопасили македонского царя с тыла. Стремительным маршем Александр прошел к землям в районе реки Вардар, которые контролировали иллирийцы, захватившие к тому же сильную пограничную крепость Пелион. Тут оказалось, что поспешность, с которой передвигалась македонская армия, на этот раз чуть не сыграла с ней злую шутку – выйдя в долины, воины Александра попали фактически в западню, ведь окружавшие эти долины вершины и хребты были заняты иллирийцами. Впрочем, сам же полководец исправил эту ошибку, смело выступив в атаку «снизу-вверх» в горы, причем ночью, когда его никто не ждал. Особую роль сыграли успешные действия воинов, приставленных к метательным машинам – катапультам и баллистам. Враг был разбит. Вскоре была взята и крепость Пелион.
Успешные действия македонян в этом походе позволили им установить контроль над севером Балканского полуострова. Заключенные союзные соглашения и одержанные победы позволяли Александру не волноваться за судьбу Македонии во время готовящейся азиатской кампании. За север можно было быть спокойным. Более того, отныне балканские варвары охотно шли в армию Александра, где составляли особые вспомогательные войска. Однако, как оказалось, не все было решено с югом полуострова – то есть с греческими полисами, союзниками Македонии по Панэллинской коалиции. По всей видимости, меры, предпринятые Александром сразу после смерти отца, когда греки уже пытались поднимать голову, были недостаточны.
Пока македоняне вели войны с трибаллами и иллирийцами, в Греции распространился слух о том, что их предводитель погиб. По разным версиям, выдумали это не то сами персы, где только что к власти пришел консервативно настроенный Дарий III, не то неугомонный Демосфен, получивший за это от персов немалое вознаграждение. Одновременно с известиями о греческих волнениях неприятные новости приходили и из Малой Азии, где находившийся на службе у персов грек с острова Родос – Мемнон, вытеснил с полуострова македонские части, руководимые Парменионом.
Опять против македонян первым восстал город, более других пострадавший от их владычества, – Фивы. Сюда возвратились изгнанники-демократы. По их наущению фиванцы осадили Кадмею, где находился македонский гарнизон. Тем самым они подали пример жителям Аркадии, Афин, Аргоса. Последние заняли Истмийский перешеек, перекрыв таким образом македонянам путь на полуостров Пелопоннес.
Наверное, жители Фив даже не могли предположить, что здесь, в культурной Элладе, победители могут сделать нечто худшее, чем унижение и размещение своего гарнизона. Если это так, то фиванцы жестоко заблуждались, Александр был больше военным, чем философом, несмотря на все свое выдающееся образование. Как и в прошлом году, теперь, в 335-м, он совершил умопомрачительно быстрый (всего 13 дней) переход из Фракии в Среднюю Грецию и опять оказался под стенами крупнейшего центра Беотии. Фиванцы отвергли мирные предложения молодого гегемона, а вместо этого призвали всех эллинов подняться на борьбу с тираном (между прочим, открыто было сказано о том, что это следует делать в союзе с великим персидским царем), а в местное ополчение влились освобожденные по такому случаю рабы.
Тогда царь принял решение, и вскоре осажденный македонский гарнизон одновременно с частями Александра ударил по силам Фив. Впоследствии царь и его свита предприняли немало усилий, чтобы сформулировать официальную версию трагедии в Фивах и заставить людей поверить в эту версию. Якобы бой, не дожидаясь приказа царя, начал македонский военачальник Пердикка, а Александр был вынужден поддержать его атаку действиями основной фаланги. Историк же Диодор доносит до нас версию, разработанную, по всей видимости, недругами Александра. Царь, согласно Диодору, получив отказ фиванцев, «озверел душой» и сам отдал приказ о штурме. Так или иначе, но в городе произошла страшная резня. Шесть тысяч фиванцев погибло. На собравшемся тут же съезде, в котором приняли участие города- союзники Александра, были приняты неутешительные для Фив решения. Жители Платей, Фокиды, Орхомена, Феспа – давние враги фиванцев – припомнили тем все реальные и надуманные грехи: и то, как они полтора столетия назад признали власть персов, и то, как однажды захватили и разрушили Платеи, и многое другое. Съезд постановил срыть город до основания, обратить его жителей в рабство, поделить земли между победителями. Все это было исполнено – десятки тысяч жителей древнего города оказались в неволе, дома и стены были разрушены; пожалели только дом поэта Пиндара и его потомков, а также тех, кто был связан с македонянами узами гостеприимства.
Вряд ли стоит сомневаться в том, что съезд принимал решения при поощрении со стороны македонского царя. Да и не дал бы он разрушать город, если бы сам придерживалея иного мнения. Тем не менее, действия Александра не раз пытались оправдать и в древности, и в наши дни. Так, историк Арриан, благоговевший перед выдающимся полководцем, писал, что в резне участвовали не столько македоняне, сколько их союзники в этой войне фокидяне и платейцы, которые «не щадили ни женщин, ни стариков, ни детей». Пытались оправдать Александра и последователи Арриана – ведь его хотели сделать предтечей европейских рыцарей, ему приписывали, и порой справедливо, массу достоинств честного воина. Говорили, что Александр Великий долго колебался, прежде чем принять свое жестокое решение, указывали на то, что к этому шагу его подтолкнули жадные соседи Фив, высказавшиеся на марионеточном съезде за наказание города, еще раз подчеркивали свидетельства того, что первым атаку без разрешения командующего начал один из военачальников среднего звена.
Другие города Эллады, шокированные жестокостью, проявленной гегемоном в Беотии, уже и не думали сопротивляться. В Аркадии, к примеру, показательно казнили тех своих граждан, которые призывали к организации военного похода на помощь Фивам. Александр простил Афины, которые явно были инициаторами нового восстания. Вероятно, сделал он это не за культурные достижения и уважительное отношение к ним, а за то, что в Афинах была сосредоточена значительная часть всех производственных мощностей Греции и, в частности, инфраструктура для строительства мощного флота. Для похода в Персию это имело первостепенное значение.
С тех пор, как был наказан центр Беотии, отношения Александра с эллинами всегда были напряженными. Великому полководцу не забыли великой жестокости. Даже смерть Александра объясняли местью со стороны Диониса за Фивы, где, по одной из легенд, и появился на свет этот бог. Сам же он якобы позже проявлял особую милость к фиванцам, где бы ему ни приходилось с ними встречаться.
Замирение греческих союзников наконец позволило Александру Македонскому приступить к реализации своей сверхзадачи – начать поход в Азию. Совет по поводу будущей грандиозной кампании он провел в своей столице, как только вернулся из похода против греческих мятежников. Царю не терпелось вступить в бой с принципиальным противником. Однако «старшие товарищи» – Антипатр и Парменион – отговаривали его. По их мнению, для начала Александру следовало бы позаботиться о продолжении царского рода – нарожать детей. Их тоже можно было понять. Во-первых, что бы мы ни писали о войне как единственном средстве быстро добыть денег, государственные мужи могли думать и иначе – позиция «пан или пропал» их, вероятно, не устраивала. Война могла принести Македонии колоссальные богатства, а могла навсегда лишить ее какого-либо политического значения. Во-вторых, победы Александра над полудикими трибаллами и фракийцами и даже над полисами, покоренными еще Филиппом, тем не менее не убедили, возможно, опытных полководцев в том, что перед ними сложившийся мастер ратного дела. Персы – это не плохо организованные варварские орды. Это Антипатр и Парменион, который давно руководил военными действиями македонского контингента в Малой Азии, прекрасно знали.
Надо сказать, что положение на малоазийском фронте было далеко от идеального. Македоняне терпели поражение за поражением. Ситуация стала особенно трудной после того, как Аттал по приказу Александра был убит, а Парменион отозван в Македонию для формирования армии вторжения. Ключевой фигурой в организации персидской обороны в Малой Азии играл находившийся на службе у Дария III талантливейший грек Мемнон. Он стал командующим после смерти своего брата Ментора – тоже одаренного полководца. Ментор принимал участие в восстании сатрапов, бежал из Персии, провел несколько лет при македонском дворе, затем опять поступил на службу к «царю царей» и вызвал к себе также находившегося в бегах брата. Когда передовой отряд Пармениона и Аттала начал завоевание Ионии (западного побережья Малой Азии, занятого греческими городами), их визави располагал лишь четырехтысячной армией. Однако настойчивость македонян и объявление Александром продолжения внешнеполитической линии отца заставили Дария всерьез задуматься об усилении войска Мемнона. Последний получил средства для изготовления и закупки нового вооружения, усиления флота. Пока