– Черт побери, старпом, что они творят?! – Капитан «Неаполя», багровея от негодования и сжимая внушительные кулаки, не отрываясь, смотрел на непонятные маневры эсминца, явно намеревавшегося совершить разворот. – Немедленно запросите их командира – куда это он собирается улизнуть?!

Старший помощник, не медля ни минуты, послушно связался с радиорубкой и через несколько минут, растерянно и чуточку виновато поглядывая на разъярившегося начальника, доложил, что командир эсминца только что поймал в эфире сигнал SOS, посланный с какого-то сухогруза, следующего милях в пяти позади танкера.

– Дайте мне связь! – Капитан нервным движением выхватил из рук старпома трубку переговорного устройства; раздраженно путаясь в кнопках, толстым пальцем нашел-таки нужную и почти заорал в микрофон: – Капитан, вы что же такое творите, а? Да как вы смеете оставлять мой танкер без прикрытия именно сейчас, когда мы ползем мимо этого чертова пиратского гнезда?! Что? Да плевать мне, что вы «командир», а не «капитан»! Я спокоен! Сколько? Хорошо, можете исполнять свой «долг морской чести» – идите, спасайте сухогруз, чтоб он… Да, я тоже надеюсь, что за час-другой с нами ничего не случится. Но я буду вынужден, слышите, буду вынужден подать рапорт вашему командованию! Все, отбой связи… Сволочь… Кретин. Хотя бы десяток матросов с оружием оставил бы – так нет!.. Старпом! Передайте в машинное отделение: пусть переведут машины на «самый полный!»

…Пока капитан танкера вел переговоры с командиром эсминца, катер Мохаммада с выключенными моторами лениво дрейфовал по синим волнам залива, мерно приподнимаясь и покачиваясь на легкой зыби.

– Появился? Отлично! Делайте, что хотите, но мне нужно по меньшей мере сорок минут. Отбой связи!

Сомалиец отшвырнул в сторону трубку спутникового телефона и, поворачиваясь к пленнику, ощерился в улыбке, которую нельзя было назвать иначе как «зловещей». Орехов мрачно всмотрелся в лицо Мохаммада, и ему совершенно не понравились возбужденно-отрешенное выражение и какой-то сероватый оттенок кожи пирата. Сомалиец же, поблескивая белками темных глаз, объявил:

– Вот и все, дружок. Эсминец мои люди отвлекли – командир-дурак бросился спасать никому не нужный сухогруз… А мы с тобой, русский, сейчас вспорем черное брюхо танкера, нашего величайшего из китов! Это и будет атакой века, клянусь Аллахом! Ты сгоришь. А я уйду, и потом… Страшно, а, русский?

– Конечно, страшно, – вполне серьезно кивнул подполковник, непроизвольно шевельнув прикованной к борту рукой.

– Не бойся, ты же воин, мужчина, – поворачивая ключ зажигания, возбужденно сказал Мохаммад. – Ты умрешь быстро. Просто испаришься в жарком пламени. Думаю, это будет совсем не больно…

Если бы над районом, где разворачивались события вокруг «Неаполя», барражировал вертолет, то с высоты можно было бы увидеть любопытную картину. Поблескивающую миллионами солнечных бликов бледно-синюю гладь залива утюжила темная махина танкера, а с юга к ней неумолимо приближались три суденышка: торпедный катер Мохаммада, металлическая посудина под управлением Джексона и надувная лодка, в которой находился подполковник Вашуков. Каждое из плавсредств оставляло за кормой медленно расходящийся светло-пенный след, а все три следа напоминали гигантский трезубец, в котором центральным и самым длинным был «зубец» с катером сомалийца на острие…

– Этого не может быть… Проклятье! – Капитан танкера опустил бинокль, в который ясно рассмотрел несущиеся по направлению к его судну три катера, и прямо на глазах хранивших молчание подчиненных превращался из багроволицего, самоуверенного морского волка в растерянного и бледного, откровенно жалкого старика. – Старпом, командуйте… Командуйте аврал! Быстро задраить все люки и двери. Привести в полную готовность все средства пожаротушения! Да пошевеливайтесь, дьявол вас подери!!! Неужели не видите, что это пираты?! Что б они передохли все, собаки… И эсминец со всей командой вместе с ними!

…Вашуков до упора выжал рукоятку управления дросселями, и надувная лодка, задорно шлепая подпрыгивающим на волне носом, изо всех лошадиных сил мощного мотора стремилась догнать более скоростной катер Мохаммада.

«Ни черта не получится, – с беспощадной ясностью понял морпех, с наивным упорством пытаясь поддать еще хотя бы немного газку. Он покосился на автомат, лежавший под рукой, прикинул расстояние и, проклиная все на свете, готов был взвыть от бессилия. – Нет, стрелять нельзя! Лодку бьет на волне, стрелять придется с одной руки – ствол сразу уведет… Одна шальная, неточная пуля – и запросто можешь или Ореха пристрелить, или в торпеду угодить. Где там Джексон? У него движок, кажись, посильнее будет… Танкер-то, вот он – рукой подать! Мохаммад уже понял, что времени для атаки у него ни хрена не остается. Ему надо выпускать торпеды и круто ложиться на разворот, иначе он в борт танкера вмажется…»

Орехов, конечно же, давно заметил стремящиеся настигнуть их с Мохаммадом торпедный катер суденышки Вашукова и Джексона; правда, из-за дальнего расстояния, естественно, не мог разглядеть, что преследуют их именно морпех и воскреснувший наемник. Более того, даже в том, что неведомые преследователи являются врагами сомалийца, уверенности у подполковника не было. А вот в том, что сейчас вполне может случиться непоправимое, Орехов был уверен абсолютно. Вот сейчас Мохаммад выровняет курс катера, прикинет угол атаки, нажмет кнопку пуска – и тогда конец всему! Да и угол атаки высчитывать не нужно: танкер вырастает прямо на глазах и скоро, кажется, закроет своей черной тушей весь горизонт – лупи, что называется, прямой наводкой и не промахнешься…

Сомалиец неожиданно сбавил обороты, совершенно не обращая внимания на отчаянные маневры обхватывающих его с двух сторон преследователей. До «Неаполя» оставалось не больше трех кабельтовых. Далее произошло то, что окончательно прояснило намерения пирата, до сих пор прятавшиеся за мутной завесой пространных разговоров. Мохаммад азартно улыбнулся, подмигнул пленнику и, вытащив из бокового ящика акваланг, ловко накинул на плечи ремни и перекинул гофрированные трубки на грудь. Маску и ласты бандит повесил на левую руку, после чего снова встал к рулю и до упора выжал рукоятку «газа».

«Вот и все… – обреченно прикинул спецназовец, сверля взглядом застывшую фигуру Мохаммада и испытывая непреодолимое желание заорать от отчаяния и сознания собственного бессилия. – Сейчас он нажмет «пуск» и выпустит обе торпеды… А сам прыгнет в море и спокойно уйдет. Уйдет! Какого же я дурака свалял…»

Орехов не успел додумать свою мысль, как сквозь рев моторов до него совершенно явственно долетел усиленный мегафоном крик Джексона:

– Серега!!! Рви сильнее и прыгай! Скоба… Пры-ыга-ай!!

Вашуков, на полсотни метров отставший от катера наемника, вдруг отчетливо, словно в замедленной съемке, увидел, как вскинулся со своего места Орехов, на руке которого болталась блестящая железка наручников. Морпех почувствовал, как радостно что-то там ворохнулось у него в груди, и из горла рванулось то же самое: «Прыгай!» Но вместо того, чтобы прыгнуть за борт, Орехов бросился на сомалийца.

Видимо, Мохаммад в своем военно-морском училище не только над учебниками корпел, да за русскими девками бегал: нападение спецназовца пират встретил градом ударов, разом отбросив Орехова к борту, – даже надетое снаряжение не лишило бандита быстроты и подвижности. А дальше произошло и совсем неожиданное: Сергей вновь бросился к бандиту, и они, сцепившись, как матерый волк с опытным волкодавом, несколько мгновений боролись стоя, а потом подполковник рванул Мохаммада на себя, и оба рухнули в море.

Брошенный катер с мощнейшими торпедами в аппаратах слегка вильнул, но тут же выровнялся и стремительно понесся на танкер…