— Я только устрою его здесь, — сказал он псу, — и пойдем искать остальных.
При других обстоятельствах такая грязища отпугнула бы его. Но сейчас Урук торопился. Скорее вон из Дагонора. Когда он вышел из рудника и обнаружил, что остался один, то чуть не заплакал. Годы бегства от счастья, годы одиночества… Урук хотел вновь оказаться среди людей. Быть рядом с друзьями — благороднее и приятнее, чем бегать от своей судьбы.
В центре барака размещалось пять настилов. Для самого Урука такая постель была бы коротка, но раненый ростом меньше, ему на настиле будет удобнее, чем на полу. Урук осторожно опустил тело и поискал взглядом, что бы ему пристроить под голову. Вспомнил об Аде. Ведь и она спала где-то тут, возможно, прямо на голом полу. В толчее, вони и грязи.
Он сгреб какие-то тряпки, подсунул их под голову раненому. Тот внезапно открыл глаза. «Очнулся», — подумал Урук.
— Тебе здесь будет удобно, — начал он и тут же осекся. Глаза… не бывает у живого человека таких глаз. Урук прислушался к дыханию, проверил пульс… Раб был мертв.
Урука даже жар прошиб. Конечно, следует пожалеть погибшего, но ведь… Когда он умер? Если в пещере, то можно было бы оставить тело там. Много племен и деревень миновал Урук в своих странствиях, по-разному провожали люди своих покойников. Многие горевали, лили слезы, некоторые бальзамировали умерших. Кто-то сжигал, кто-то закапывал в землю… Урук не стал бы тратить время зря. Умер — и в землю. Или в огонь. Дальше пусть боги встречают вновь прибывших. Живые должны заниматься жизнью. Урук изо всех сил боролся за жизнь Нумы, но когда она умерла, он лишь позаботился, чтобы ее лицо перед возложением на костер покрыла лучшая маска. Он любил Нуму, а не ее труп.
— Пора идти, Пес, — проговорил Урук, шагая к выходу. — Искать Аду и Джареда.
Но пса за дверью не оказалось.
— Пес! — позвал Урук. Лая не слышно. Лишь боевые барабаны гремят, да дождь стучит по крышам.
Следы ведут к югу, мимо кузницы. Куда его понесло? Найти бы поскорее.
Из пещеры появился первый стражник. Что они теперь предпримут, интересно. Устремятся за беглецами или останутся на посту? А может, разделятся, чтобы исполнить все свои обязанности.
Пес проводил Урука до двери. Внутрь он не вошел. Запах нехороший. Не просто нехороший, не просто противный — мучительный запах. Как в крестьянском амбаре, где собак сначала кормят, а потом они куда-то исчезают. Из-за двери, куда вошел Урук, несло страхом, даже ужасом. Как будто шершни нос жалили.
Пес отодвинулся подальше от двери и заметил керамический горшок, из которого вытекала вода. В горшок вода попадала с кровли кузницы. По земле от него текла мутная жижа, сам горшок пах углем, но вода внутри была чистая, вкусная. Напившись, пес почувствовал запах жареного мяса. Он потянул носом воздух — глубоко, с наслаждением…
Входная дверь храма оказалась лишь чуть приоткрытой, но аромат мяса доносился именно оттуда. Пес протиснулся внутрь. Там пахло людьми, но не так мерзостно, как за дверью барака.
Мебель и оружие капитанской квартиры пса не заинтересовали. Он заметил вторую дверь, но источник запаха находился в этой комнате. Перед очагом с тлеющими углями стояли козлы, на которых висели козьи шкуры, зачем-то исчерченные непонятными линиями. Козы, правда, умерли давным-давно, люди что-то сделали и с козами, и с их шкурами. Съедобного на них, почитай, ничего и не осталось, запах один. Он все же потянул на себя одну из шкур. Вся стойка грохнулась на пол. Пес отпрыгнул, потом вернулся, утащил одну карту под стол и принялся ее жевать.
Пес так увлекся этим занятием, что не заметил, как бесшумно отворилась вторая дверь. Успев одолеть лишь четверть долины перед Дагонором, он вдруг ощутил сильный рывок: его схватили за хвост и вытащили из-под стола. Пес попытался извернуться и цапнуть обидчика, но тут сильные руки сжали его шею. Все попытки освободиться успеха не принесли.
Пес слышал, что Урук его зовет, но ответить не мог. Уже в святилище храма те же мощные руки с силой швырнули его о стену. Пес, жалко поскуливая, сполз на пол.
Урук проскользнул в открытую дверь храма. Внутри никаких украшений, никаких предметов культа, облегчающих общение с богами. Как будто попал в кладовую купца, а не в храм. Приоткрыта вторая дверь, в святилище.
На полу отпечатки грязных лап пса. Сваленная стойка с картами. Урук нагнулся, поняв, наконец, что здесь понадобилось псу. Недожеванная карта… И следы когтей пса на второй двери. Урук бесшумно толкнул ее. Дверь чуть подалась и уперлась во что-то. Приперта изнутри.
До этого момента Урук избегал шума, но надо было выручать пса. Урук отпрянул и с размаху навалился на дверь. Дверь распахнулась внутрь, и тут же сильно завоняло мочой. Урук сделал два шага и ступил в какую-то жидкость. Неподалеку валялось обмазанное глиной деревянное ведро, из которого и вытекла лужа. Ноги можно отмыть. Однако Уруку показалось диким, что кто-то справляет нужду в своем собственном доме, который, к тому же, является жилищем бога.
Из помещения вели два прохода. Левый был совсем темным. Правый освещался через щели в стене. Урук выбрал правый — только потому, что там было светлее.
Короткий коридор заканчивался большой душной камерой. Свет проникал через щели, оставленные между камнями на стенах и в потолке. Но Урук не обратил внимания на комнату.
Пес лежал на животе у дальней стены. Из ноздрей текла кровь. Передние лапы скребли пол, задние были неподвижны. Пес здесь был не один. Над ним склонился человек в длинной шерстяной хламиде, похожей на женскую рубаху. «Анта-Кане», — догадался Урук. Большой. Высокий и толстый. Кожа светлая, совершенно безволосая. Пальцы одной руки погружены в шерсть пса, другая ладонь чешет лысую голову, похожую на громадное яйцо. Анта-Кане бормочет что-то себе под нос. Что-то напоминает Уруку этот язык. Сначала не понял, потом разобрал, наконец, что-то знакомое: Оло-кудон. Урука как будто обдало жаром. Горный диалект верховий Нила.
Он прошел еще несколько шагов, но тут Анта-Кане замолк. Урук остановился.
— Пес! Я заберу тебя отсюда.
— Нет. Он больше никуда не уйдет.
Анта-Кане повернулся к Уруку. Казалось, что он взмахнул крыльями, как гигантская летучая мышь. Жрец оказался выше Урука. Охотник чувствовал себя так, словно он подросток и стоит перед отцом. Он поднял меч.
На лице Анта-Кане ни бровей, ни ресниц. Глаза без радужки. Уж не слепой ли он? Но когда Урук шагнул вперед, он понял, что эти глаза следят за каждым его движением.
— Зверь больше никуда не пойдет, — повторил Анта-Кане и скрестил руки на груди.
— Я не уйду без него.
Анта-Кане улыбнулся, показав безупречные белые зубы.
— Ты тоже больше никуда не пойдешь.
Урук понимал, что противник опасен. Ясно хотя бы по тому, как он спокойно дышит. Анта-Кане не из пугливых. Но отступать Урук не собирался.
— Ты зачем пришел? — спросил Анта-Кане на языке эгипов.
— За ним, — ответил Урук на общем языке Шинара, кивнув в сторону пса.
— Ты так дорожишь им? — Анта-Кане удостоил пса взглядом. — Странно. — Он улыбнулся. — Уж очень легко оказалось его поймать. — Он взмахнул рукой, как будто схватил на лету муху. — Слишком легко.
Урук промолчал.
— Я давно гадал, есть ли свой язык у животных, — продолжил Анта-Кане на языке эгипов. — И решил я, что нет у них языка. Однажды я приказал доставить сюда, в мои покои, дикаря. Чтобы изучить их систему общения. Как они там хрюкают, рычат, руками машут… Ничего не вышло. Дикарь не стал со мной говорить. Ни пытка не помогла, ни ласка. Тогда я понял, что дикарей не покорить. Из ловят и используют… как я сочту нужным.
— Для чего?
