никогда не уклонялась от исполнения своих обязанностей.
На следующий день Габриелла долго сидела над своим блокнотом, пытаясь набросать эскиз броши в виде альбатроса.
Все варианты оказывались неудачными: либо однобокими, либо тяжеловесными. Она вырвала очередную страницу, скомкала ее и бросила в корзину, уже полную до краев. Это была восемнадцатая попытка — такая же беспомощная, как и все предыдущие.
Габриелла была совершенно подавлена. Казалось, она полностью исчерпала свои возможности.
Самостоятельная женщина с собственной чековой книжкой. Чем яснее она представляла себе этот образ, тем тягостнее становились ее раздумья. Что, если такая женщина даже не станет смотреть в сторону ее украшений, считая их слишком вычурными или архаичными? Кеннет-Джей Лейн поставил на нее миллионы долларов. Она не имеет права его подвести.
Габи потянулась к телефонному аппарату и набрала код Соединенных Штатов, а затем номер Лейна.
— Кенни, — выдохнула она, когда ювелир наконец снял трубку.
— Габриелла! Счастлив вас слышать!
— Я зашла в тупик. У меня ничего не получается. Все эскизы надо отправить в мусорную корзину. Один хуже другого.
— Скажите, Габриелла, нет ли у вас ощущения, что вы ходите по заколдованному кругу, постоянно возвращаясь к тому, с чего начали?
— Именно так.
Кенни Лейн рассмеялся.
— Это бывает, дорогая моя. Боязнь публичного показа. Такое случается даже у самых вдохновенных художников. Они зацикливаются на одном произведении, думают только о том, как будет принята их работа, и в конечном счете перегорают.
— Да… похоже, со мной так и произошло.
— В таком случае устройте перерыв на полтора месяца. Забудьте о нашем графике. Делайте один-два наброска в день и аккуратно складывайте в папку.
— Но как же…
— Ни о чем не задумывайтесь. Просто рисуйте. Через полтора месяца просмотрите все, что накопится, и выберите десять лучших эскизов. Над ними впоследствии и будете работать. К тому времени ваша тревога уляжется, вы почувствуете прилив творческой энергии — я это гарантирую.
— Я сделаю как вы советуете, — согласилась Габриелла. — Никогда бы не подумала, что творческая работа отнимает столько душевных сил. И в такой степени диктуется материальными соображениями.
— Считайте, что вы сделали шаг от сказки к реальности, принцесса, — сказал Кеннет-Джей Лейн. — Добро пожаловать в этот прозаический мир.
Кристина лежала лицом вниз на массажной кушетке, погрузившись в дремотное блаженство. Выписанная из Швейцарии массажистка была мастерицей своего дела.
Перед мысленным взором младшей принцессы проплывали знакомые картины… Вручение «Оскаров»… Блистательное созвездие кинематографистов… Брет Томпсон.
Когда сеанс массажа закончился, Кристина подняла голову и увидела французский иллюстрированный журнал, который принесла с собой массажистка.
— Можно взглянуть?.. — как бы невзначай попросила Кристина.
С первой страницы читателям улыбался Жан-Люк, обнимающий двух пышнотелых красоток. Рядом была помещена фотография Кристины, сделанная несколько месяцев назад, когда она танцевала ламбаду в дискотеке «Ипполито». Подпись гласила: «Принцесса К. держит себя в форме, но супруг предпочитает другие формы».
Нахмурившись, Кристина бегло просмотрела статью, в которой рассказывалось о похождениях Жан- Люка с тридцатилетней эстрадной певицей из Франции и с девятнадцатилетней дочерью испанского дворянина. Между строк осторожно сообщалось еще кое-что: муж принцессы якобы проявлял интерес к некоему гонщику по имени Жиль Рок-бар. У Кристины перехватило дыхание, но она дочитала статью до конца.
В дверь постучали. Массажистка сообщила, что пришла принцесса Габриелла.
— Попросите ее войти, — сказала Кристина.
Она сразу заметила, что сестра чем-то озабочена.
— Кристина, я долго раздумывала, прежде чем заговорить об этом, но больше молчать нельзя.
Кристина жестом отпустила массажистку. Когда они остались наедине, она подняла глаза на сестру:
— Что случилось?
— Надо что-то делать!
— Ты об этом? — Кристина помахала журналом. — Это чушь, Габи. Бульварные сплетни.
— Нет, нет. — Габриелла не сомневалась в своей правоте. — Слишком много народу его видело. По стране ползут отвратительные слухи. Не смотри так на меня, Кристина, я говорю чистую правду. Судя по всему, он действительно состоит в связи с мужчиной.
Кристина почувствовала, что к горлу подступает тошнота. Ей вдруг вспомнилось, как они с сестрой ссорились из-за Фюрнуара.
— Более уместного случая ты, конечно, выбрать не могла, — съязвила она.
Габриелла не сочла нужным отвечать. Она обняла Кристину за плечи:
— Это серьезно. Прости, если я тебя обидела. Но я подумала, что лучше будет тебе услышать это от меня…
— Мне надо побыть одной… Я должна подумать.
— Умоляю тебя, Кристина…
Когда за Габриеллой закрылась дверь, Кристину бросило в дрожь. Она знала, что совершила ошибку, выйдя замуж за Жан-Люка. У них и раньше было мало общего, но в последнее время он совсем от нее отдалился и жил в праздности, ни в чем себе не отказывая. Жан-Люк не желал слышать о том, чтобы заняться хоть каким-то делом. Он даже перестал интересоваться своими акциями и банковскими счетами, не посещал никаких государственных мероприятий, а вместо этого целыми днями ходил под парусом, загорал, играл в теннис и просаживал колоссальные суммы в казино.
Кристина приняла душ, неторопливо оделась и вышла из массажной, захватив с собой журнал. Пройдя бесконечными коридорами, она наконец очутилась в своих апартаментах. Ей в нос ударил аппетитный запах чеснока и хорошего вина.
— Жан-Люк! — позвала Кристина.
Переступив через порог кухни, она увидела мужа. Совершенно голый, он стоял у плиты и готовил курицу в вине. Кристина остолбенела.
Подняв глаза от кастрюли, Жан-Люк просиял:
— Сегодня я сам накормлю тебя ужином. Мы подкрепимся, а потом я буду тебя любить — долго и нежно. Я покрою поцелуями все твое тело.
У него был такой нелепый вид, что Кристина не удержалась от смеха, однако быстро опомнилась:
— Что ты на это скажешь, Жан-Люк? — спросила она, развернув перед ним журнал.
— Неужели ты читаешь эту гадость? — Он удивленно поднял брови.
— Но здесь… говорится о каком-то мужчине. Можно так понять… что у тебя…
Жан-Люк расхохотался:
— Кристина, золотко, то, что пишут в таких журналах, можно понимать как угодно. Людям же надо
