пусто!
Такой разнообразной пищи Роуну давно уже не доводилось видеть.
— Номер Шесть, как вам удается сохранять это место скрытым от посторонних глаз в самом сердце Города?
— Мы разработали и установили многочисленные защитные устройства охранной сигнализации, но пользуемся ими редко. Наша лучшая защита — неприметность.
— А как вам удается оставаться незаметными?
— Мы — гюнтеры, придурковатые ученые Города. Мы ходим, спотыкаясь, по их улицам, живем в самых жутких трущобах, говорим между собой не как остальные, а только кряхтим и ворчим. Вот они и считают, что наши мозги повреждены на генетическом уровне, что зрение у нас слабое, что мы не хотим иметь детей. Получается, что мы безобидные и к тому же слабоумные. Они нам доверяют поддерживать их энергетические сети, потому что все другие рабочие обычно погибают, если начинают этим заниматься, а мы вроде настолько тупые и убогие, что к таким опасностям невосприимчивы. Нас ругают, издеваются над нами, считая это нормальным. Тем самым они себя ослепляют, не замечая нас, не обращая на нас внимания. Вот так мы и становимся невидимыми.
Лампи окинул взглядом большое помещение.
— Сколько же времени вы так живете?
— Уже пятое поколение. Наши предки пришли в Город после Разлуки.
— Получается, что гюнтеры были одним из четырех отрядов повстанцев? — спросил Роун.
— Так оно и было, — отозвался Гюнтер.
У Роуна даже в горле пересохло. Когда пришло время Разлуки, четыре группы решили разойтись и положить начало созданию новых обществ. Одну группу возглавил прадед Роуна и увел ее в Негасимый Свет. Вторая группа создала пещерное поселение Оазис, где жили многие ловцы видений. Харон — самый старый житель Оазиса, рассказывал ему, что были еще две группы, которые ушли в глубокое подполье. Разве можно было лучше замаскироваться, чем под самым носом у противника?
— А среди вас есть ловцы видений? — спросил Роун.
— Нет. Но мы тайно переправляем снадобье в Оазис.
— И делитесь с ними информацией о том, что здесь происходит, — предположил Лампи.
— Мы общаемся со сказителями, но вряд ли им очень нужно то, что мы можем предложить. У них есть собственные источники информации.
— Но ведь была еще четвертая группа. Ты знаешь, куда они направились? — спросил Роун.
Обычно невозмутимое выражение на лице гюнтера сменилось печалью.
— Мы так и не смогли их обнаружить. А Дарию это, к несчастью, удалось. Сорок лет назад он наслал на них моровую язву, которая почти всех их истребила. Позже мы нашли подтверждение тому, что они тысячами гибли в Дальних Землях от этой страшной напасти.
Они обменялись мрачными взглядами. Им было ясно, что если бы Дарию удалось обнаружить две другие группы — преданных забвению в Оазисе и гюнтеров, их ждала бы такая же судьба.
По лестнице, расположенной рядом с грядками помидоров, спустился Гюнтер Номер Четырнадцать и подошел к ним.
— Есть достоверная информация: Наша Стоув жива. В животе у Роуна екнуло.
— С ней все в порядке?
— Если верить нашим источникам, она находится в отличном физическом состоянии.
— А можно с ней связаться? — нетерпеливо спросил Роун.
— Она пойдет на ваше представление, которое вы собираетесь дать на фестивале в честь Консолидации.
Камьяр напрягся.
— Друзья мои, заострите ваши умы и вязальные спицы. Там, где появляется Наша Стоув, всегда полно клириков.
— И я туда же пойду… — прошептал Роун.
ДИАГНОЗ
К ВОПРОСУ О: НАПАДЕНИЕ НА АКАДЕМИЮ ПРЕДВИДЕНИЯ.
ДАТА: 31 ГОД КОНСОЛИДАЦИИ.
СУБЪЕКТ: АРХИТЕКТОР АВГУСТ ФЕРРЕЛ.
НИ НА ОДНОМ ИЗ ВСЕХ 74 ВОССТАНОВЛЕННЫХ РИСУНКОВ, ЧЕРТЕЖЕЙ И ПЛАНОВ НЕ УДАЛОСЬ ОБНАРУЖИТЬ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ СКРЫВШЕЙСЯ ОБЩИНЫ ВЕРООТСТУПНИКА ХАРОНА.
Вокруг Стоув суетились доктора. Они анализировали полученные данные, с беспокойством поглядывали на проводки датчиков и трубочки, подведенные от нее к сложным медицинским аппаратам.
Она мысленно пыталась унять душившие ее рыдания. Трудно было поверить, что они их не замечают. Даже если эти хитроумные машины что-нибудь и обнаружат, они никогда не смогут определить, что это непрекращающийся вопль, разрывающий ей мозг. Только она его слышит, только ей он доставляет непрерывные мучения. А может быть, она сама его выдумала? Что, если она сходит с ума? Дарий ни при каких обстоятельствах ничего не должен об этом узнать.
— Это действительно необходимо, отец?
Великий Провидец, стоявший рядом с Виллумом у окна, покачал головой.
— Может быть, дорогая моя Стоув, у тебя был удар. Боюсь, решение здесь зависит от врачей.
— Это связано с чем-то, что случилось во время путешествия? — попыталась выяснить Стоув.
— Датчики ничего не показали, но есть основания полагать, что не все функционирует нормально.
Доктор Аркантас кивнул Старейшему головой.
— Все ее жизненно важные показатели более чем отличные. В чем-то они даже превосходят предыдущие. Есть, конечно, некоторые отклонения в эндокринной системе, но…
— Что — но? — рявкнул Дарий с нескрываемым раздражением.
— У девочек ее возраста отклонения такого свойства вполне типичны. У Нашей Стоув они, возможно, проходят более интенсивно, я бы позволил себе сказать… в более экстравагантной форме. Поэтому нет ничего удивительного в том, что все ее привлекательные качества существенно усиливаются.
Глаза Дария сверкнули. Не предвещало ли это бурю?
— Ты становишься женщиной, Стоув.
Ее захлестнула волна неизжитого горя, тоски по погибшей маме. Маленькая слеза скатилась по щеке, но Стоув с огромным трудом сдержала безутешные рыдания. Сделав над собой невероятное усилие, она слабо улыбнулась Дарию.
— Ничего, дочка, это не страшно. Это лишь укрепит и приумножит твои силы. Это хорошая новость, и впрямь хорошая новость.
Доктор Аркантас вмешался в их разговор, высказав вполне предсказуемое предложение:
— Если продолжить обследование еще несколько дней, можно будет о чем-нибудь говорить с большей уверенностью. Возможно, анализ…
— Хватит с меня анализов! — Стоув рявкнула на него так, что доктор отскочил назад.
Самым своим убедительным примиряющим тоном Виллум обратился к Старейшему:
— Если то, что я скажу, Хранитель, не покажется тебе слишком самоуверенным, может быть, наилучшим лечением станут отдых, свежий воздух и временный отказ от снадобья.
Стоув бросила сердитый взгляд на врача и злорадно наблюдала за тем, как он, заикаясь, пробормотал: