— Просто делаю небольшой крюк.

Марк обогнул деловой квартал города, выехал на широкую длинную улицу и притормозил у тротуара.

— Надеюсь, вы слыхали о горе Пайкс-Пик?

Ким уверенно кивнула.

— Ее название писали на своих повозках колонисты, стремившиеся на Запад, — сказала она.

— Совершенно верно, и было это во времена золотой лихорадки, в 1880-х годах. — Марк показал рукой на серо-голубую гору, вершина которой была покрыта снегом: — Вот она.

Он наблюдал, как округляются глаза Ким, а зрачки становятся похожими на осколки оникса.

— Ее видно здесь отовсюду, но лучше всего смотреть с этой улицы. Она так и называется — авеню Пайкс-Пик.

Ким села поближе к ветровому стеклу, положила руки на щиток приборов и опустила на них подбородок.

— Это была первая горная вершина, которую увидели колонисты, когда пересекли равнину. Высота более четырех тысяч метров, — объяснял Марк, пораженный ее отсутствующим взглядом. — О чем вы думаете, Ким? — осторожно спросил он.

— О чем думаю?.. О том, что тогда, наверное, сложно было путешествовать, и опасностей много… — Ким отодвинулась назад и равнодушно покачала головой. — Да ни о чем я не думаю.

В этом Марк не был уверен. Он присоединился к потоку автомобилей, несшихся по улице.

— Летом там работает подвесная дорога. Надо будет подняться, вы не против?

Может быть, если он покажет ей местные достопримечательности, у Ким появится желание остаться. Мириам одобрила бы эту затею.

— Сможете походить по заброшенным приискам. Один называется Крипл-Крик, люди делали там себе огромные состояния. А вид оттуда просто незабываемый. «Америка, Америка, прекрасная страна» — эту песню ведь там сложили.

Но Ким никак не реагировала на его слова. Марк почувствовал, что его речитатив превращается в нервное бормотание, и предпочел замолчать. Однако домой решил пока не возвращаться. Он вел машину, размышляя, что бы еще показать Ким. Может быть, здание Академии военно-воздушных сил США? Или Центр олимпийской подготовки? Или древние индейские горячие источники в Маниту? А может, лучше ничего не показывать? Очень уж скучающий вид Ким на себя напустила. Но он-то, черт побери, начинает получать удовольствие, показывая ей новые для нее места.

Без всякой задней мысли он провез ее мимо дома, где размещалась фирма «Брайтмен, Коллинз и Фуллер».

— Вот здесь я работаю.

— Святые угодники!

Ким вся извертелась, пока они проезжали мимо внушительного здания в викторианском стиле, в котором размещались теперь многочисленные офисы. Марк с трудом удерживался от смеха.

Напоследок он решил свозить ее в Сад богов — каменный лес, образовавшийся на том месте, где участки настоящего леса были некогда залиты потоками остывшей лавы. Он не мог от этого удержаться, но не потому, что эти каменные образования были так знамениты. Ему хотелось посмотреть, какое лицо будет у Ким. Она его не разочаровала.

Но когда они вернулись, Ким тут же удалилась в свою комнату, прихватив пишущую машинку и бросив ему сдержанное «спасибо за поездку».

Итак, попытку он сделал. Добиться ему ничего не удалось, ну и пускай. Какое это имеет значение?

Марк разогрел себе замороженный обед, сообщил Ким через дверь, что, если она захочет есть, обед в плите, и отбыл к Сюзанне. Даже хорошо, что Ким избегает его. Тратить на нее сегодня время он больше не намерен. Зато намерен провести вечер с Сюзанной, такой покладистой, красивой и к тому же ровней ему. Может быть, после этого ему удастся избавиться от ощущения, что жизнь его перевернулась.

Ким сидела на постели по-турецки. Ручка летала по страницам дневника. «Даже грязь там красная. Я никак не могла в это поверить и все время заставляла Марка останавливать машину, чтобы потрогать эту чертову грязь. Мы ехали через Сад богов. Окаменевшие красные деревья оставляют впечатление, что находишься на другой планете. Думаю, Марк был разочарован, не услышав от меня никаких комментариев. Но это потому, что мне трудно было говорить.

Город широко раскинулся во все стороны. Места для этого сколько угодно. Огромное синее небо. Воздух такой чистый и разреженный, что кружится голова. И конечно, Скалистые горы! Их расплывчатые силуэты маячат невдалеке, напоминая о величайших тайнах мироздания…

Я стараюсь ничего не замечать, потому что боюсь увлечься и захотеть чего-нибудь такого, чего не позволяют мои возможности и финансы. Я приказываю себе отгородиться от всего, не видеть, не чувствовать, не ощущать запахов, не слышать. Но разве это возможно? Мне жаль, что чего-то я так никогда и не испытаю. Не покатаюсь, к примеру, на лыжах, не увижу родео, не поезжу автостопом. Но жалею я не только об этом.

Марк интересен мне не меньше, чем все эти новые места. Возможно, что в некоем идеальном мире, где возраст, образование, социальное положение не играют роли, мы могли бы стать друзьями. Я даже думаю иногда — больше, чем друзьями».

Ким долго смотрела на последнюю фразу, чувствуя, как забилось сердце. Почему она так решила?

«Нужно поскорее найти работу и убраться из этого дома, — торопливо дописала она. — Мой разум, не говоря уж о моей воле, слабеет здесь».