семнадцатилетние девочки, фанатки рок-музыки и группы «Butch» конкретно. Часто они приходят вместе с родителями, потому что этот интерес способен быть общим. Другая половина — зрелые ценители романсов. Хотя молодежи все-таки большинство. Некоторые наблюдатели предлагают Буччу потребовать от Министерства просвещения дотации за просвещение молодежи. Бучч скромно отказывается.

Будущее. Будут сделаны три программы романсов.

Цыганская — потому что цыганская кровь Бучча дает о себе знать и требует или поехать к «Яру», или разогреть шампанским кровь, или петь с цыганами. Выбрано третье.

Веселая — состоящая из задорных одесских песен Утесова и Петра Лещенко, вроде вот этого «И ошпарю я твою, друг, головку, чтобы не ходил ты к ней в рощу и на горку».

Вертинский — потому что Буччу страшно хотелось бы, чтобы все эти песни родились у Бучча в сердце, но, увы, их уже написал Александр Вертинский.

Романсы — это настоящее.

Не то чтобы мой родник иссяк. Просто он разомлел. Мы были в бане. В прекрасной такой бане, с гипсовыми лебедями, львами и высокими кожаными диванами. А в бане — либо сгоришь, либо торкнет. Торкнуло.

Ничто так не заводит, как преодоление табу. Сейчас табу вроде не осталось. Непонятно тогда, чего жаждать.

Все стало привычным и знакомым. Как осуществить прорыв, пока непонятно.

Дизайнер Наташа, очевидно узнав об украденной (о горе мне!) рубашке, спешно решила нашить еще кучу. Добрые какие люди кругом.

Куплен абонемент в спорт-клуб. Не видать теперь мне новых штанов. Денежки-то тю-тю.

Решили купить лимузин.

Про творчество.

Написалось четыре песни. Одна про жизнь, другая про жизнь, третья про счастье. Четвертая про маленьких девочек. На этапе прослушивания близкими уже масса вопросов — и что, ты это будешь петь? А как будешь на вопросы отвечать — что послужило материалом? А материалом, скажу, послужил товарищ Набоков.

Проигрываю тут песню человеку. Он говорит: «Ну это примитивно». — «А эта?» — «А это слишком сложно».

Решаю не париться, а писать. В конце концов когда-то тексты выдавливались, как паста из тюбика, туговато. Музыка по-правильному должна, наверно, озарять и выливаться готовой аранжировкой. Ночью. Бессонному и голодному артисту. Да какая разница. Пусть днем и пусть в компьютер, главное, чтоб личное.

Прикол. У меня прострел, по-моему. Ну это когда актуальны пояса из собачьей шерсти. Смех прямо. Зима грядет, что ж я делать-то буду?

Про анализы. Оказались совершенно в порядке. Все даже удивились. «Странно, — говорил врач, глядя в каждую следующую графу, — а может, они, э-э-э, не ваши?»

«Мои, — твердо так отвечаю, — все».

Время течет мутно. Я болею. Куда себя преклонить?

Почему-то лезут злобные стишки из головы. Полдня смотрю властелинов колец в переводе Гоблина. Местами смешно, хотя мне щас по фигу…

По-моему, нельзя пить больше четырех пакетиков «Колдрекса»… или можно?

По-моему, я отдыхать просто не умею, потому организм ищет лазейки…

Публикую припев новой песни — за-ради защиты авторства, чтоб не спер кто, в смысле.