бы все уже есть, и потому кто-то визжит, кто-то кричит «Лена, Лена!», а кто-то, поймав руку, ее целует — вот зачем, спрашивается? Идешь между столов — трогают… Это круто для артиста, наверное, это следующий уровень, но жалко, что поговорить не выходит…
Как все начиналось с группой…
Однажды у моей соседки по коммуналке Ольги появился постоянный бойфренд. Звали его Сергей Петухов. Сергей тоже был музыкантом и композитором. Он слышал, как я пою по дороге из своей комнаты в ванную и на кухню, и сказал: «Давай проект запишем?» Давай, говорю. Поехали к его другу и на домашней студии записали пару песен. «Я подводный диверсант, я взрываю все подряд, у меня тяжелый взгляд…» — такие были слова. Мне так понравилось петь в самый настоящий микрофон в самых настоящих наушниках! Получилось очень красиво. И как они говорили — фирменно. Местами мимо нот, но это было не так уж важно. Главное, что никаких советских вибраций. Фирменно, одним словом. Потом мы пошли разговаривать на балкон.
— Ну так ты что, хочешь музыкой заняться?
— А параллельно с телевидением никак?
— Никак.
— Ну, тогда получается, что я не могу…
Постояли мы на балконе и на том разошлись. Каждый погрузился в свое. У меня были информационные войны, у Ольги и Сергея была любовь. За стенкой всегда играла музыка. Через полгода примерно Серега собрал группу и предложил мне в ней петь. Два человека там играли в известной панк- группе «Наив», Серега сам был гитаристом у одной попсовой певицы, барабанщик только-только открыл по Москве сеть китайских ресторанчиков фаст-фуд, а у меня была программа «Время». Но мы играли каждую неделю. Мне все безумно нравилось. И что я езжу на окраину Москвы петь, и что я могу произносить вслух слова «репетиция» и «репетиционная база», и что это все правда. Мне нравилось, что пацаны пили пиво все время. Единственное, что оказалось малоприятным, так это то, что, оказывается, живая группа играет очень громко. И мне было ясно, что мои уши никогда к такому не привыкнут и я оглохну. Ничего, успокоили меня, это дело привычки.
Не знаю, каково было бы будущее у этого проекта, никто, я думаю, особо не прогнозировал. У нас уже стало все неплохо получаться. Но тут началась Балканская война, и мне срочно понадобилось уехать в Албанию — узнать, как там и что, а потом в Косово, в Югославию. А потом опять в Албанию. Так что группа постепенно перестала существовать: мне было не до нее, барабанщик углубился в свой китайский бизнес, а гитарист и басист вернулись в свою панк-группу.
8 ноября 2003 года
Диск романсов готов.
И вот передо мной лежит пластинка, которая уйдет завтра в тираж, обрастет обложкой и целлофаном. Я ее слушаю, и она мне ужасно нравится. Я ее фанат просто. Мне даже неудобно, что она так мне нравится. Я ее слушаю даже тайком. Чтобы никто не сказал, что я нарцисс.
Да уж, мы точно люди крайностей. Одну пластинку делали два года, а вторую две недели. Поток креатива нельзя было остановить, и на радостях прописали мой художественный свист, партию бубна и битье в чугунную сковородку. Еще саксофоны и банджо, еще гармошки и разные скрипки. Внезапно у нас завелся и цыганский хор.
Еще невозможно оказалось обуздать коллективное чувство юмора, поэтому местами я ржу в голос, не прекращая петь. Это не очень-то легко, кстати. Все, куда ни плюнь, становится автобиографичным, поешь ли про пьяную тетку или про то, что не надо пробуждать лишний раз воспоминания. Договорились с цыганами, что будем вместе петь в ЦДХ пятнадцатого. Обещали колыхание юбок и племянниц Сличенко с распущенными волосами. Елки, я поверить не могу.
11 ноября 2003 года
Быть артистом смешно. И ужасно весело. Потому что о себе думаешь, что ты грузчик или ломовая лошадь, а принимающая сторона, зрители то бишь, что ты лимузины и звездняк.
Еще артист — это буддийский монах. Если на секунду воспринять всерьез ведра дерьма, которые льются на твою голову, то можно ж и кони двинуть. Поэтому артист нейтрален должен быть, если жить хочет. Как к радости, так и к горести.
Еще я обожаю наблюдать, как люди делят всех на своих и чужих. Чужие тут не ходють. Ты из какого района? С Каменщиков? Получи в нос. Типа вот она наша тусовка. Она закрыта. И это круто. А все, что вне, — не круто. И не дай бог ей начать расширяться. Мы против расширения, ну, понаедут всякие. Я, например, часто слышу, как фэны жалеют о том, что залы увеличиваются и люди разнообразятся.
12 ноября 2003 года
Я два дня — эфирное существо. Потому что я в них, в эфирах.
Вчера была запись злобных зрителей. Мною были высказаны следующие мысли: 1) у Джастина Тимберлейка нет лица, то есть его черты лица смазаны и не выражены (хотя, понятно, круто, что он там, где он есть); 2) семья Пугачевых и примкнувший к ним Авраам Руссо исповедуют барокко на российской эстраде — шелка, пурпур, рога изобилия и т. д.; 3) почему Мадонна вне критики? (Ах, ох, Мадонна — это святое, только Мадонну не трож-ж-жь.) Нет, почему она вне критики, она что — папа римский? 4) нельзя ругать человека за то, что он красив, а мы все нет (ну все — не все…).
Сегодня мы выясняли на ТВЦ, правда ли, что рок-музыка делает из женщин мужчин. Был горячий спор. В качестве эталона женственности мной была предъявлена Земфира. Но ведущая не была убеждена мной.
Романсы были предъявлены в качестве доказательства моей женственности. Типа вот вам платье, вот вам декольте — хошь спереди, хошь сзади. Типа приходите в ЦДХ пятнадцатого («А у вас в эфире можно на концерт звать?» — «Можно») и ну. Приходите и ну.
Завтра у меня спевка с цыганами. Мне никогда в жизни не доводилось спеваться с цыганами. Меня уже за цыган критиковали и спрашивали: «А медведи будут?» Все они расисты и медведененавистники. Половина репетиции будет с ними, а половина с рок-группой. Группа смирно приняла, что мы все в куче.
Так что жахнем с цыганами в субботу.
14 ноября 2003 года
Вчера ночью мы ездили к дизайнеру забирать рубашки. Дизайнер Наташа выглядела безумно, потому что не спит и работает. Ей сдавать коллекцию, а у нее горит, а времени нет, а еще наши рубашки, а еще магазин у нее открывается, а еще… а еще… Горит все, короче. Как у нас прямо. При нашем появлении она
