рассаживающихся на лонжеронах и растяжках, чтобы наблюдать за музыкальными дуэлями. Всю ночь до самого утра, когда утренний свет загонял их, как вампиров, в царство теней, они слушали схватки гитар. Шахты и туннели звенели от безумной музыки, гитары завывали и визжали, как любовники, а законопослушные горожане, живущие в соответствии с требованиями закона и долга, выныривали из своих безгравитационных снов, чтобы уловить в щелях кондиционеров тающие отзвуки дикой, свободной музыки. И когда все схватки закончились, а последние капли крови упали из стертых пальцев, когда последний обожженный труп гитары отправился, вращаясь, во внешнее пространство, Король был коронован, и было объявлено, что на станции Кариока нет никого, способного противостоять Длани и его красной гитаре.
Целый сезон Длань властвовал над туннелями и тропами станции Кариока, и никто не рисковал бросить ему вызов. Наконец, стало известно, что король станции Маккартни желает сразиться с королем станции Кариока. Перчатка была брошена. Ставкой было королевство проигравшего со всеми его подданными.
Они встретились в наблюдательном пузыре с нулевой гравитацией под медленно вращающимися звездами. В течение всего этого дня видеокостюм короля станции Кариока (который он предпочитал рвани, пластику, металлу и синтетическим шкурам застенщиков) показывал черно–белые картинки невероятной древности: визуальное развлечение, название которого, в переводе с древнего языка, означало «Белый дом». Наконец, слуга короля станции Кариока подал ему настроенную гитару. Король коснулся струн и ощутил присутствие злого духа, пронзавшего его руки дрожью и разжижавшего мозг. Стюарды короля станции Маккартни вручили ему его инструмент: девятисотлетний Стратокастер. Солнце засияло на его закатном лаке, приведя зрителей, висевших на поперечных балках, уцепившись за них хвостами и ногами, в состояние немого благоговения.
Судья дал сигнал. Дуэль началась.
Пока игрались обязательные фуги, король станции Маккартни держался вровень с королем станции Кариока. Их мелодии, как бьющиеся птицы, вились и переплетались друг с другом с таким отточенным мастерством, что никто не мог сказать, где заканчивается одна тема и начинается другая. Свободные импровизации звенели в кафедральном пространстве воздушной шахты номер двенадцать, а кристаллики аккордов падали вниз, как снег, чтобы припудрить звездной пылью волосы девушек. Гитары преследовали одна другую в гармоническом ландшафте ладов: ионийского, дорийского, фригийского, лидийского и миксолидийского, эолийского и локрийского. В джунглях гамм и арпеджио замедлялся ход времени: времени не стало здесь, звезды замерзли на своих древних путях, рисуя серебристые улиточьи следы на гласситовом куполе. Гитары сверкали как пружинные ножи, как метадоновые грезы. Гитары кричали, как насилуемые ангелы. Битва шла с переменным успехом и никто не мог взять верх.
Король станции Кариока знал, что в короле станции Маккартни он встретил равного. Оставался лишь один способ победить, и цена такой победы была бы поистине ужасна. Но гитара, почуявшая кровь и сталь в струях ветра, не позволила бы своему рабу удовлетвориться мелкой роскошью капитуляции.
Король станции Кариока — а это и был Длань — потянулся внутрь себя, в темные глубины, где обитали дикие твари, и с молитвой к Благословенной Госпоже он раскрыл их свету и позволил тьме хлынуть наружу. Освобожденная красная гитара взревела, как демон пламени и всосала черную жидкость встроенными усилителями и синтезаторами. Ее струны налились красным светом и зазвенели чуждыми гармониками, каких никто не мог и вообразить. Черная музыка била, как божественный кулак. Публика с воплями бросилась прочь, спасаясь от черной, нечистой сущности, выпущенной на свободу Дланью. Темная молния ударила из красной гитары и разнесла Стратокастер противника на дымящиеся щепки. Долю секунды под черепом противника сиял райский свет, а затем глазницы его полыхнули, выбрасывая ошметки плоти и струйки дыма — и он умер умер умер — а король станции Кариока стал воистину Королем, Королем двух миров, но какова же была цена, уплаченная за корону?
Затем проходы заполнили мрачные крылатые женщины в облегающих желтых костюмах: силы безопасности станции, вооруженные шоковыми посохами и любвеметами. Они окружили подданных короля, разбили их на группы по шесть человек и увели прочь, навстречу смутному, но неизбежному будущему. Они залили обугленное, четвертованное тело короля станции Маккартни пеной огнетушителей. Они заключили Короля двух миров в наркотический кокон и захватили его красную гитару. Они доставили короля к целителям святой Катерины, которые должны были привести в исполнение приговор Девятнадцати, вводя мелкие, тщательно отмеренные дозы супрессоров миэлина, и восстановить душу убитого к жизни в теле убийцы, чтобы убийца заплатил за все своей воющией, вопящей душой и перестал быть.
Это стало бы концом Длани, если бы он не сбежал от священных докторов Святой Катерины. Он не рассказал, как ему это удалось — достаточно сказать, что он бежал и спас свою красную гитару от смерти в горне; вместе они вошли в станционную трансмат–кабину и задали координаты запретного нижнего мира. Со скоростью мысли он, его гитара и душа короля станции Маккартни в эмбриональном состоянии были перенесены в индустриальное гетто Посадки, где милосердные Маленькие Сестры Тарсиса смилостивились над ним и пустили в свой приют для бездомных и калек. Старый безногий нищий научил его ходить — еще одна вещь, которая скоро сказывается, да нескоро делается — а также, догадавшись о происхождении Длани, рассказал ему все, что только может знать старик о путях этого мира — ибо он должен был изучить их или сгинуть — а затем организовал его побег из приюта. Длань напросился пассажиром в грузовой конвой через Горы Экклезиастов в древнее сердце Великого Окса, где странствовал один год и один день от одной рисовой фермы к другой, и его ловкие ноги позволяли ему сажать ростки на залитых водой чеках. По ночам он развлекал фермеров, играя на красной гитаре и получая за это чашку супа, кружку пива или несколько сентаво.
Но мира он не знал, ибо душа убитого им человека мира ему не давала. По ночам он просыпался в поту, с предсмертным криком, потому что умирал во сне. Призрак, вонзавший в него лезвие вины всякий раз, когда он касался струн, гнал его вперед и не давал забыть, что должны были сотворить с ним священные доктора святой Катерины. Так Длань носило по всему широкому лицу мира, ибо священные доктора святой Катерины не оставляли поисков, и если бы он остановился, они нашли бы его, взяли назад на небо и уничтожили. Таково было проклятие Длани — вечное странствие с красной гитарой за спиной и призраком убитого, таящимся в пространстве позади глаз и ищущим забрать его душу.
— Хорошая история, — сказала Арни Тенебра.
— История любого человека — хорошая история, — сказал Раэл Манделла. Дети взвизгнули в испуге. Длань потянулся к красной гитаре, чтобы выстрелить парализующим аккордом. — Спокойно, — сказал Раэл Манделла. — Я не желаю тебе зла. — Он обратился к детям: — В следующий раз, когда будете кого?то прятать, осторожнее с водой. Я проследил цепочку капель прямо досюда. Почему вы это сделали?
— Потому что он наш друг, — сказал Лимаал Манделла.
— Потому что ему нужен кто?то, кто будет к нему добр, — сказала Таасмин Манделла.
— Потому что он боялся, — сказала Арни Тенебра.
— Вы никому не расскажете, что он здесь? — спросил Джонни Сталин. Дети хором запротестовали.
— Тихо, — сказал Раэл Манделла, внезапно заполняя всю пещеру своим присутствием. — Я слышал твою историю, господин Длань, и вот что я тебе скажу: что человек творил в прошлом, не касается ни меня, ни кого еще. Когда доктор Алимантандо (вы помните его, дети?) открыл это место, он сказал, что никто не будет изгнан отсюда за то, что сделал в прошлом. Это место должно было стать для всех новым началом. Что ж, доктор Алимантандо ушел — не знаю, в прошлое или будущее — но думаю, он был прав. Здесь все могут начать сызнова. Вся эта новомодная ерунда с мэрами и прочим мне без разницы, дела шли гораздо лучше, когда за городом приглядывал доктор Алимантандо. Я не из тех, кто бегает за ответами на все вопросы к мэру; я так думаю, что правильный ответ ты или сразу отыщешь в себе, или его вовсе нет — другими словами, я никому не скажу, что вы здесь. Я скажу, если спросят — как и вы, дети — что видел тебя уходящим вдоль путей, поскольку если твоя история правдива, тебе в любом случае надо скоро уходить.
Длань кивнул — легкий благодарный поклон.
— Благодарим вас, сэр. Мы уйдем завтра. Можем ли мы сделать что?нибудь, чтобы продемонстрировать нашу благодарность?
— Да, — сказал Раэл Манделла. — Ты сказал, ты Извне. Может быть, ты сможешь узнать, почему дождя не было сто пятьдесят тысяч лет. Давайте, ребята, отрепетируйте свое алиби и приходите ко мне обедать.
