втулке. Дружный вздох восхищения отметил этот момент.

— Излучатели частиц, — прокричал Доминик Фронтера, сам себя не слыша за вышним шумом. — Смотрите! — как будто произнес заклинание: в тот же момент бутон света раскрылся над ними.

— Обалдеть! — сказали все, промаргиваясь от разноцветных пятен, плывущих перед глазами. Мощное золотистое сияние озарило горизонт и медленно угасло. В последний раз ударили ионные молнии, сгорели припозднившиеся метеоры. Представление закончилось. Все зааплодировали. В сорока километрах над ними комета 8462M была раздроблена лазерами РОТЭК на ледяные осколки, размером и формой напоминающие мороженный горох, которые затем испарились в потоках агонизирующих частиц. Ласковый ледяной дождь лился сквозь ионосферу, тропосферу, тропопаузу и стратосферу в течение многих дней и недель, формируя слой облаков. Но эти процессы уже не относились к Кометному Вторнику.

Когда последняя падучая звезда чиркнула над горизонтом, Раджандра Дас задумчиво поджал губы и сказал:

— Что ж, неплохо. Очень неплохо. Жить можно.

Такова история Кометного Вторника.

А вот история Кометного Вторника.

В месте, столь же далеком от Дороги Отчаяния, сколь и близком — как отпечаток на другой стороне страницы — два миллиона пятьсот тысяч тонн грязного льда, эдакий негигиеничный десерт, ринулись с небес со скоростью пять километров в секунду и рухнули в Великую Пустыню. Итак, применение формулы Ньютона для расчета высвободившейся при этом кинетической энергии дает нам величину, равную 3.126x10^16 джоулей, чего ламповому приемнику хватило бы, чтобы работать до исчезновения вселенной; в пересчете на калории мы получим эквивалент вырезки размером с планету Посейдон; этой энергии вне всякого сомнения было достаточно, чтобы комета 8462M испарилась мгновенно, облака пыли взметнулись на десятки километров в атмосферу, а ударная волна, двигаясь сквозь лежащие под пустыней скалы в четыре раза быстрее звука, создала песчаное цунами и похоронила Дорогу Отчаяния со всем грузом снов и смеха под пятнадцатью метрами песка. Также нет никакого сомнения, что возникшее грибовидное облако смогли бы увидеть призраки Дороги Отчаяния, пребывающим в изгнании в городах Меридиан и 0; и конечно, дожди, несущие красную пыль, шли бы время от времени в течение одного года и одного дня после Кометного Вторника. Но все это случилось за многие годы отсюда и много километров давно, и имело не больше последствий, чем неприятный сон.

Такова другая история Кометного Вторника.

Кто может сказать, какая из них правда, а какая ложь?

Во дни глубочайшей, самой темной раздвоенности Микал Марголис отправлялся в длительные прогулки по Великой Пустыне, где ветер мог выдуть женщин у него из головы. Ветер дул точно так же, как последние сто пятьдесят тысяч лет и как будет дуть следующие сто пятьдесят тысяч лет, но всего этого срока не хватило бы, чтобы вымести чувство вины, поселившееся в сердце Микала Марголиса. У него было три женщины: любимая, любовница и мать; в точном соответствии с теориями многоученых астрономов Универсуума Ликса о нестабильной динамике систем трех звезд, Микал Марголис, бродячая планета, носился беспомощно в полях притяжениях своих женщин. Иногда он тосковал по надежной любви Персис Оборванки, иногда жаждал сладострастной остроты Марии Квинсаны, а иногда, когда вина грызла его желудок, он искал материнского прощения. Иногда он стремился совершенно освободиться из гравитационного водоворота и обрести свободу.

Прогулки в пустыне были попытками бегства. У него недоставало отваги на окончательный побег и освобождение от сил, которые разрушали его; несколько часов, проведенных в одиночестве среди красных дюн, в отдалении от женщин–звезд — вот и все, что он мог себе позволить; однако в эти часы он был совершенно, сладостно одинок и мог прокручивать свои фантазии на экране воображения: пустынные всадники; мрачные, неразговорчивые стрелки; дерзкие авантюристы в поисках исчезнувших городов; одинокие золотоискатели, приближающиеся к материнской жиле. Он часами карабкался вверх и вниз по склонам, побывал всем тем, чем ему не позволяли быть его женщины, и пытался ощутить, как ветер уносит, а солнце выпаривает из него чувство вины.

В этот день ветер не дул, а солнце не светило. После ста пятидесяти тысяч лет непрерывного ветра и сияния наступил перерыв. Плотный слой облаков лежал над Великой Пустыней, широкий, как само небо, черный и свернувшийся, как дьяволово молоко. Это было наследство кометы 8462M, сконденсировавшийся водяной пар, накрывший большую часть Северо–Западного Чертвертьшария и изливающийся дождем на Белладонну, Меридиан, Трансполярис и Новый Мерионедд — на все города, за исключением Дороги Отчаяния, каким?то образом забытой. Микал Марголис, странник в дюнах, мало знал об этом, а интересовался еще меньше: он был земным, а не небесным ученым, и к тому же углубившимся в собственные мысли: вот–вот он совершенно случайно сделает важное открытие.

Песок. Презренный песок. Красный гравий. Ничего не стоящий; Микал Марголис, в глазах которого блеснула вдруг искра откровения, наклонился, чтобы набрать его в горсть и пропустить сквозь пальцы. Он сжал в кулаке остатки, поднялся на ноги и огласил Великую Пустыню воплем восторга.

— Конечно! Конечно! Конечно! — Набив пакет для завтрака песком, он пустился в обратный путь и всю дорогу отплясывал.

Когда пришел Длань, Лимаал и Таасмин Манделла, Джонни Сталин и маленькая Арни Тенебра, один год шесть дней, пускали бумажные самолетики с утесов Точки Отчаяния. Они тогда еще не знали, что это Длань. Таасмин Манделла, самая зоркая из всех, решила, что это причуды горячего воздуха, что?то вроде тех потоков, которые по восходящим спиралям возносили бумажные самолетики к тяжелым серым облакам. Затем уже все заметили далекую фигуру и удивились.

— Это человек, — сказал Лимаал Манделла, едва различавший форму.

— Это человек света, — сказала Таасмин Манделла, заметив, что фигура светится ярче, чем закрытое тучами солнце.

— Это ангел, — сказал Джонни Сталин, разглядевший пару красных крыльев, сложенных за спиной.

— Это что?то гораздо, гораздо лучше! — пискнула Арни Тенебра. Затем дети всмотрелись и увидел не то, что хотели видеть, а то, что было на самом деле — высокого стройного человека в белом костюме с высоким воротником, покрытом движущимися изображениями птиц, животных, растений и причудливыми геометрическими узорами, и крылья за его спиной оказались не вовсе крыльями, а большой красной гитарой, висящей на ремне.

Дети бросились вниз, чтобы встретить незнакомца.

— Привет, я Лимаал, а это моя сестра Таасмин, — сказал Лимаал Манделла. — Это наш друг Джонни Сталин.

— И Арни Тенебра, я! — сказала маленькая Арни Тенебра, взволнованно подпрыгивая.

— Нас зовут Длань, — сказал незнакомец. У него был странный голос, доносящийся словно из глубин сна. — Что это за место?

— Это Дорога Отчаяния! — хором закричали дети. — Идем. — Двое схватили его за руки, один уселся верхом, а еще один двинулся в авангарде, и они галопом двинулись вверх по утесам, по зеленым улицам Дороги Отчаяния к Б.А.Р./Отелю, потому что именно сюда первым делом попадали странники.

— Смотрите, что мы нашли, — сказали дети.

— Его зовут Длань, — пискнула Арни Тенебра.

— Он перешел Великую Пустыню, — сказал Лимаал. Ропот поднялся среди присутствующих, ибо один