– Я тебе суп налью? – Мама заметалась по кухне. Вытащила из буфета тарелку, схватила половник. – А ты любишь суп? Я в детстве не любила – твоя бабушка его отвратительно готовила.

– Гей, я ще не померла, я ще багато чого – отвратительного – наробыты можу, – с угрозой сообщила бабка.

– Я ведь толком не знаю, что ты любишь, чего не любишь… – не обращая внимания, продолжала мама. – Жаркое положить? А потом чаю попьем, с пирожными. Я пирожные купила!

Ирка поглядела на маму с раздражением – какие еще суп-жаркое-пирожные, когда столько дел? И вдруг поняла – да ведь это то самое, о чем она мечтала! Они с мамой будут пить чай, разговаривать, она сможет задать все свои вопросы – и как мама жила без нее, и про отца, и… даже самый главный…

Я нужна тебе, мама?

Ты… меня любишь?

И снова Ирка почувствовала… раздражение. Ну вот почему именно сейчас, когда черти, и неизвестный старик, и Лада, и болото… Когда надо принимать немедленные меры и неизвестно, чем обернется отсрочка! В конце концов, Ирка ведь не только за себя отвечает! Когда она была совершенно свободна и хотела разговаривать, мама всячески увиливала, а теперь, выходит, созрела, как раз когда Ирка занята по уши! А мама, между прочим, постоянно свободна, могла бы и приспособиться немножко…

Ох, какие глупости, о чем я думаю! Ирка потерла ладонями щеки. Откуда она может знать, что я занята. А потом буду ныть, почему у нас с мамой ничего не выходит. Но все-таки, черти, конверт… А, черт с ними, с чертями! Тысячи лет они тут водились, пусть еще часик спокойно поживут. Ирка решительно шагнула в кухню и уселась за стол. Влажный свитер тоже можно потерпеть. Лишь бы бабка не влезла в разговор с очередными комментариями. Ирка мрачно покосилась на бабку. Та поймала взгляд, фыркнула… И неожиданно развязала фартук, кинула его на табуретку.

– Пойду хочь спокийно телевизор подывлюсь, без всяких, що поблизу крутятся. А вы посуду помойте. – И вышла.

Только в дверях задержалась – бросила на Ирку странный взгляд. Вроде бы, предостерегающий. А вроде, сочувственный.

– Что мы ей – прислуга, посуду мыть? – Мама плюхнула тарелку с таким возмущением, что суп выплеснулся на клеенку.

– Я поем, я и помою, все нормально, – успокоила ее Ирка.

Но мама покосилась на Ирку с не меньшим возмущением – видно, считала, что Ирка должна во всем поддерживать ее против бабки.

– Как ты погуляла? – поторопилась сменить тему Ирка.

Мама вдруг заулыбалась – точно солнышко взошло:

– Замечательно! Я и не подозревала, что будет так здорово. Я все утро моталась, вызвонила все деньги на мобилке, зато нашла троих девчонок, с которыми мы здесь в балке вместе гуляли.

Ирка тоже улыбнулась и запустила ложку в суп. Мама нашла своих старых подружек – классно! Хорошо, что с Танькой и Богданом им теперь не потеряться, куда бы ребята ни заехали – самой-то Ирке далеко от Хортицы хода нет… Но если бы она уезжала надолго, тоже бы захотела потом с одноклассницами встретиться, с той же Наташкой Шпак. Точно как мама!

– С одной, правда, не очень вышло! – заваривая чай, с энтузиазмом объясняла мама. – Муж у нее, видите ли, проректор! Она и в детстве была такая, все училась, училась, а теперь муж – проректор! И хвастается, что сама тоже, мол, доцент! Ты представляешь – доцент на математическом факультете! Профессором хочет стать! – Мама возмущенно всплеснула руками, будто доцент – что-то вроде наркодилера, а профессор – и того хуже. – Из загранпоездок не выкисает, дом у них, сын в какой-то, ну очень крутой, гимназии учится, кстати, надо будет и тебя туда перевести, или чтоб еще покруче… А вот с другими двумя подружками – все ну просто прекрасно! Одна хоть из нашей балки и выбралась, но квартирка у нее крохотная, однокомнатная хрущевка, она там с мужем и двумя детьми… Я ей обещала, когда построим особняк… – последнее слово мама произнесла с особым вкусом, – в горничные взять! – И мама победно поглядела на Ирку.

Ирка медленно отложила ложку.

– Подружку? В горничные? – тихо переспросила она. Она, Ирка, вырастает и берет Таньку в горничные? Танька вырастает и берет ее в горничные… Нет, они обе берут Богдана в дворники… И получают граблями по голове, сперва одна, потом вторая.

– Ну должна же я ей как-то помочь? – развела руками мама. Голос ее звучал фальшиво, как объявление из телевизора, вроде: «Газ для населения не подорожает». – А еще одна, представляешь, по-прежнему тут, в двух шагах живет! – Мама рассмеялась. – Дочка – хулиганка, мужики какие-то, каждый год новый.

– Дочку, случайно, не Ладой зовут? – болтая ложкой в супе, буркнула Ирка.

– Откуда я знаю, как зовут эту девчонку? – выставляя на стол блюдо с пирожными, пожала плечами мама. – Нет, Тео совершенно прав – надо возвращаться сюда! Только тут можно по-настоящему оценить, как многого я достигла! – И она удовлетворенно вздохнула.

– Ладиной маме ты тоже предложила в горничные пойти? – гоняя по супу волны, спросила Ирка.

– Нет, конечно, она себя так по-хамски вела – как будто я ей ровня, на «ты» называла… – ответила мама и вдруг остановилась. – Ирка? Ты чем-то недовольна? – мама наклонилась, заглядывая дочери в лицо. – Я не понимаю… – голос ее зазвучал растерянно, и тут же в нем прорезалась обида. – Что тебе не нравится?

Ирке захотелось утопиться – жалко, в тарелке супа она не поместится, а больше негде. Ну что сказать? Да, недовольна, да, не нравится? Маме, которую бабка своими замечаниями и так задергала до невменяемости? Теперь еще и Ирка туда же?

Мама села к столу и уставилась в свою чашку:

– Ты меня осуждаешь.

– Мам, я…

– Не спорь, осуждаешь! – Мама предостерегающе вскинула руку, обрывая Иркины возражения, и снова замолчала, изучая пузырьки на коричневой поверхности чая с настороженным вниманием, словно ожидала, что те на нее кинутся. – Я устала, Ирка… – вдруг сказала мама таким тихим, почти неслышным шепотом, что Ирка даже подумала, не показалось ли ей. – Я устала быть… никем.

– Почему ты – никто? – растерялась Ирка. Как это – никто? Вот же она – мама!

– А кто я? – еще тише спросила мама. – Что обо мне вообще сказать можно? Я не богатая, у меня нет ни власти, ни влияния, ни… Ничего! Если б я еще год назад приехала, что б я вообще тем подружкам рассказала? – она мотнула головой так, что тщательно уложенные светлые волосы рассыпались в беспорядке. – Вот этой, у которой муж проректор… – В голосе у мамы прорезалась настоящая ненависть. – Что я продавщица в дешевом магазине?

Ирка невольно кивнула. Еще недавно она сама чуть головой об стенку не билась из-за того, что Танька – рисует и знает так много, что ее можно назвать энциклопедией на ножках, Богдан дерется на мечах и стреляет из лука, а Ирка – всего лишь ведьма и только ведьма, и то, что она ведьма, не дает ей быть никем другим! Нельзя уезжать далеко от острова Хортица, нельзя выбрать профессию, которая нравится… Сама мучилась и других мучила, пока чары царевны-змеицы не лишили ее колдовства. Вот когда Ирка поняла, каково это – не быть ведьмой! – ее и попустило. А кроме того, не будь колдовства, в ее жизни не было бы и Айта! И того поцелуя на крыше супермаркета.

– Машина – подержанный «Фольксваген», у всех такие, квартирка – муниципальное жилье, всего две комнаты, плюнуть не на что! – тем временем продолжала мама. – И это только потому, что я уехала! А здесь… – Мама обвела тоскливым взглядом обшарпанную кухню, резко встала и подошла к окну. И уставилась сквозь запотевшее стекло во двор. Ирка тоже посмотрела туда и отчетливо поняла, что видит мама. Нищету. Половодье из канализации, ни единого фонаря на улице, прополку огорода с утра пораньше… – Не могу я здесь! – прижимаясь лбом к стеклу, прошептала мама. – Не могу я так! – и повторила: – Я устала быть ни с чем… и никем! – И словно вспомнив, торопливо добавила: – Я ведь и тебе ничего дать не могла.

– Мне ничего не надо! – в который уже раз повторила Ирка.

Как тебе объяснить, мама? Мне и правда ничего не надо – и не потому, что я дух бесплотный, которому не нужны ни вкусная еда, ни красивая одежда, не потому, что меня совсем не интересуют деньги или