'Государь, — они сказали, — мы повсюду побывали, Но не встретился нам витязь, преисполненный печали. Ничего о нем доселе чужестранцы не слыхали. Делай, что тебе угодно, но найдешь его едва ли!' 'Ах, — ответил царь, — я вижу, что права была царица: В сети адские попал я, начал плакать и томиться. То не витязь был, но дьявол, улетевший, точно птица. Прочь печали и тревоги! Будем жить и веселиться!' И опять открылись игры, и сошлись на царский двор И певцы и лицедеи, услаждающие взор. Роздал царь даров немало, во дворце устроил сбор, — Говорят: людей столь щедрых бог не создал до сих пор. Автандил в своем чертоге, сбросив платье дорогое, Наслаждался звоном арфы, вспоминая про былое. Вдруг явился негр-служитель той, чей стан стройней алоэ. 'Солнцеликая, — сказал он, — ждет тебя в своем покое'. И почудилось спаспету, что сбылось его мечтанье, И облекся он немедля в дорогое одеянье. В первый раз без посторонних был он призван на свиданье. Сладко быть вблизи любимой, созерцать ее сиянье! Не смущаясь, подошел он ко дворцу, красив и смел, Ради той, из-за которой столько горя претерпел. Но печальный взор царицы, словно молния, горел, И луна в его блистанье проклинала свой удел. Грудь заботливо ей кутал мех прекрасный горностая, С головы фата спадала, тканью сладостной блистая, Мрак ресниц впивался в сердце, словно черных копий стая, Шею локоны лобзали, с плеч коса вилась густая. Но мрачна была царица под прозрачною фатою, Нежным голосом, однако, приказала сесть герою. Подал стул ему невольник. Сел он с радостью живою И, лицом к лицу с любимой, упивался красотою. Витязь молвил: 'Что скажу я, коль душа твоя мрачна? Говорят, при встрече с солнцем потухает и луна. Я не в силах больше мыслить, словно есть на мне вина. Чем, скажи, тебя утешу? Чем ты ныне смущена?' 'Витязь, — дева отвечала благосклонно и учтиво, — От меня ты был доселе отдален несправедливо. И, хотя свиданье наше почитаешь ты за диво, О беде моей великой я скажу тебе правдиво. Помнишь, как совсем недавно, состязаясь с Ростеваном, Повстречался ты на поле с незнакомцем чужестранным? С той поры о нем я мыслю, плачу в горе непрестанном. Разыщи его мне, витязь! Поезжай по дальним странам! И хотя не мог ты видеть до сих пор свою луну, Знаю я: в уединенье любишь ты меня одну, Непрестанно слезы точишь, таешь каждую весну, Что твое томится сердце у меня одной в плену. Слушай, витязь. Ты обязан мне служить по двум причинам: Ты, во-первых, славный воин, одаренный духом львиным, Во-вторых, ты стал миджнуром, подчиняться мне повинным, — Потому прошу тебя я: незнакомца отыщи нам! Я люблю тебя безмерно, но любить я буду боле, Если ты исчадье это победишь на бранном поле. Дай взрасти цветам надежды в бедном сердце, полном боли! Знай, мой лев: тебя я встречу, восседая на престоле. Ты ищи его три года и, напав на верный след, Возвращайся, победитель, с величайшей из побед. Не найдешь, так я уверюсь, что его на свете нет, И отдам тебе навеки непоблекшей розы цвет. Я клянусь тебе, мой витязь: если выйду за другого, Будь он даже солнцем мира в виде юноши земного, — Пусть тогда лишусь я рая! Я и в ад сойти готова! Хоть пронзи меня кинжалом, не скажу тебе ни слова!' 'О, — воскликнул витязь, — дева, чьи ресницы из агата! Что скажу тебе на это? Вся душа огнем объята! Ты меня вернула к жизни, вот за горести расплата!
