Джеймс вдруг понял, что охотно расстался бы со своей лучшей лошадью, лишь бы снова оказаться за одним столом с Элизабет и принять из ее рук чашку ароматного чаю. Однако, отлично представляя себе, какие поползут слухи, стоит ему только переступить порог, он благоразумно отказался:

– Нет, спасибо. Я просто зашел спросить, не хочешь ли ты съездить со мной... – Джеймс с трудом проглотил застрявший в горле комок. – Завтра годовщина смерти Джонни... – Он опустил глаза.

– Да. Я знаю, – пришла ему на помощь Элизабет. – Я и сама собиралась поехать на кладбище. Натан обещал отвезти: он всегда приезжает на уик-энд в город.

– Понятно. – Джеймс закашлялся. – Но если ты не против, мне бы хотелось поехать только с тобой. Джонни ведь был нашим сыном.

– О... конечно, Джеймс. Я согласна.

– Я предупрежу Ната. Скажу, чтобы не приезжал? – Он бросил на нее вопросительный взгляд.

Она кивнула, не поднимая глаз от неловко сжатых рук.

– Спасибо, Джеймс.

Он инстинктивно потянулся к ней.

– В чем дело, Бет? О Боже, да у тебя кровь!

– Пустяки. – Она попыталась было убрать руку за спину, но он крепко сжал ей пальцы. – Просто укололась. Ничего страшного.

Джеймс свободной рукой принялся шарить по карманам в поисках платка.

– Не валяй дурака! И не дергайся, Бога ради, я не сделаю тебе больно! – Вытащив наконец белоснежный платок, он отсосал кровь из ее пальца, а потом наложил импровизированную повязку. – Как это случилось?

– Видишь ли, я шила, а тут постучал ты... – с объяснила она, стараясь сдержать охвативший ее при его прикосновении трепет. Она едва могла дождаться, когда он выпустит ее руку. – Это просто царапина. Я всадила себе в палец иголку.

Джеймс втолкнул ее в комнату, огляделся, и его брови сердито сошлись на переносице.

– Ничего удивительного... такая темень! Хочешь ослепнуть?

Элизабет удивилась:

– Вовсе нет, с чего ты взял? К тому же у меня, как видишь, вполне приличная лампа!

– И окна закрыты! Да ни одна лампа в мире не заменит дневной свет! – пробурчал он, не соображая, что городит чушь – солнце к тому времени давно уже село.

Элизабет в упор взглянула на него. Губы ее упрямо сжались.

– Во сколько вы заедете за мной, сэр? – Что?!

– Я спросила...

– Я слышал, что ты спросила! Но по-моему, мы говорили о том, как тут темно!

Элизабет тотчас стиснула руки.

– Мы уславливаемся о встрече, чтобы побывать на могиле нашего сына. И больше ни о чем не говорим, понятно, мистер Кэган?

«Боже, да вы только посмотрите на эту задаваку!» – сердито подумал Джеймс. Ладно, пусть ее злится! Ему все равно. Пусть делает что хочет... задирает нос, слепнет... ему наплевать!

– Я буду у тебя в десять. – Сердито нахлобучив шляпу, он захлопнул за собой дверь.

Прошло два часа. Элизабет как раз поужинала, когда в дверь постучал Бен Симонсон.

– Элизабет, – взмолился он, едва она открыла дверь. – Только не спорь, прошу тебя! – В руках он держал два высоких, отделанных золотом торшера. – Я и так уже больше часа препирался с Джимом Кэганом и больше не могу! Либо забирай их, либо прикончи меня на месте! А я хочу домой. Меня ждет ужин!

Элизабет тотчас узнала их и покачала головой.

– Но, мистер Симонсон, да ведь они стоят по девятнадцать долларов каждый! Это невозможно!

– Боже! – застонал Бен, схватившись за голову и раскачиваясь из стороны в сторону, будто от нестерпимой боли. – Прошу тебя, Элизабет!

Она нахмурилась:

– Тогда я сама вам заплачу, мистер Симонсон. Или вычтите из моего жалованья.

– О нет! – взмолился он. – Ты смерти моей хочешь! Хочешь, чтобы Рэчел осталась вдовой, да? Или может, ты забыла, что он за человек? Прошу тебя, Элизабет, пожалей меня, старика! Если он опять забарабанит мне в дверь, я просто не вынесу!

– От Джима Кэгана я ничего не приму! – отрезала Элизабет. – Или забирайте их, или я заплачу сама.

– Нет, он и так уже заплатил за них втрое с условием, что я сегодня же отнесу их вам! Элизабет, – голос Бена стал вкрадчивым, – возьмите их! Я ведь всегда был добр с вами, верно? И сделайте мне одолжение, не говорите больше о деньгах.

– Конечно, Бен, я помню вашу доброту! – поспешно отозвалась Элизабет. – Но ведь они стоят по девятнадцать долларов каждый!