Кендалл от души рассмеялась, закончив песню в сопровождении веселого дуэта, и потрепала по волосам маленького Чиколу.

— Хлопка, Чикола, хлоп-ка. Слушай внимательно и запоминай: хло-пок. Видел бы ты его во время сбора урожая! Он тянется на много миль, как поле нескончаемых облаков!

— Облаков, — торжественно повторил Хаджо, старший из братьев, и протянул пальчик к небу, повторив еще раз: — Облаков…

— Да, прекрасно. Ну а теперь слушайте дальше:

Oh, I wish I was in Dixie, away, away.

In Dixieland I’ll make my stand,

Тo live, to die, in Dixie!

Away… away… .away down south in Dixie! [5]

Смеясь, дети подпевали ей. Чистые, высокие голоса взлетали к верхушкам сосен, возвышавшихся над маленькой сухой поляной, куда Кендалл каждый день уводила мальчиков — поиграть и позаниматься с ними. Иногда к ним присоединялась Аполка, но не только она. Полянка была недалеко от становища, и другие женщины, прихватив с собой детишек, приходили с любопытством поглазеть на странную белую женщину, которая с таким удовольствием занимается чем-то с сыновьями их вождя.

Кендалл и в самом деле была счастлива. На нее снизошло какое-то небывалое спокойствие, немало ее удивлявшее. Она не знала, что происходит в мире, но казалось совершенно невозможным, чтобы дела шли плохо.

Мечты ее простирались далеко, как бескрайние хлопковые поля, постоянно грезившиеся ей. Кендалл знала, что ей будет спокойно и хорошо везде к югу от линии Мэйсона — Диксона. Пусть только мужчины победят янки, тогда она получит развод, а потом…

Брент Макклейн…

В редкие минуту рассудительности Кендалл понимала, что ее мечты глупы и наивны. Она провела с этим человеком всего одну ночь и несколько часов в ночь первого знакомства больше года назад. Но со времени первой встречи она только и делала, что мечтала о нем… И когда мечты воплотились в явь, это потрясло ее до глубины души. Теперь Кендалл постоянно думает о нем, и только о нем. Она полюбила Брента.

А он? Что она могла сказать о нем? Брент знал, что она замужем, и стремился овладеть ею только из чувства мести. Конечно, он уверил Кендалл, что не станет возвращать ее мужу. Но быть может, это обещание не что иное, как соблюдение кодекса чести, который Макклейн свято чтит, хотя и говорит при каждом удобном случае, что он отнюдь не джентльмен. Думает ли он об их совместном будущем? Брент — герой Конфедерации; он необычайно мужествен и умеет обращаться с женщинами. Более чем, вероятно, что в разных портах его с нетерпением ожидают десятки женщин, одну из которых он и выберет себе в жены. Почему, собственно говоря, это должна быть она, Кендалл?

Ее глаза на мгновение затуманились, и она плотно сжала губы. Странно, но все эти мысли не имели сейчас для нее никакого значения. Да, она замужем, но узы, связывавшие ее с Джоном Муром, не стоили в ее глазах ни цента. Единственное, чего жаждала ее душа — это возвращения Брента Макклейна. С ним она будет счастлива где угодно.

— Кендалл!..

Маленькая ручка изо всех сил дергала ее за юбку. Кендалл посмотрела вниз и увидела встревоженные глаза Чиколы: у тети стал такой отсутствующий взгляд! Кендалл улыбнулась и прижала к себе мальчика, уткнувшегося в ее колени.

— «Дикси», постреленок, написал сын северянина. Он сочинил менестрельскую балладу, а конфедераты подхватили ее и сделали своим гимном. Что ты на это скажешь?

Чикола наморщил носик, не поняв ни одного слова.

— Спой еще, — попросил он.

— Не сегодня, малыш. Сейчас пора домой. Видишь, уже спускаются сумерки?

Двухлетний Чикола и трехлетний Хаджо неохотно кивнули, и Кендалл едва не рассмеялась, глядя на их грустные мордашки, но в этот момент по спине ее пробежал холодок. Ощущение было смутным, она скорее почувствовала, чем услышала какой-то посторонний звук. В зарослях деревьев за ее спиной кто-то был — и этот кто-то был не зверь. Кендалл отчетливо это поняла. Теперь она научилась ориентироваться в обманчивых водянистых тропках болот и различать звуки, которые издавали их обитатели. Научилась слушать не только ушами, но и всем телом. Рыжая Лисица сдержал свое слово.

Кендалл еще не понимала, почему это ощущение вызывает у нее такой страх. Она с мальчиками была недалеко от становища. Семинолы постоянно ждали нападения, и, случалось, молодые воины, крадучись, выходили в лес, чтобы удостовериться, все ли в порядке.

Холод неизъяснимого страха перерос в настоящую панику, когда заросли ожили от звука приближающихся сапог и фальшивого пения строевой песни янки.

Охваченная ужасом, Кендалл вскочила на ноги и, издав предупреждающий крик, подхватила на руки детей.

В один миг мирный, чудесный вечер превратился в зловещий водоворот кошмара. Казалось, кустарник затопили солдаты в синей униформе и в высоких, до колен сапогах. Они появлялись и появлялись из-за деревьев. Один из них, со сверкающими бешеной злобой и решимостью глазами, был тем человеком, которого Кендалл надеялась никогда больше не увидеть. Но ее молитвы оказались тщетными — к ней шел ее муж.

Кендалл снова закричала, схватила детей в охапку и бросилась бежать к становищу, под защиту индейских воинов, желая только одного — убежать от Джона.

Она неслась, не разбирая дороги…

Это была непростительная глупость.

Становище семинолов уже превратилось в визжащий женскими голосами хаос. Солдаты врывались в хижины со штыками наперевес, разыскивая в первую очередь воинов. Кендалл выскочила на середину становища и заметалась в ужасе и отчаянии.

Рыжая Лисица! Надо непременно его найти! Найти, чтобы укрыться под защитой его мощных рук. Но даже в таком состоянии, отчаянно желая увидеть вождя, она понимала, что в этой ситуации даже Рыжая Лисица ничего не смог бы сделать. Ему оставалось бы умереть, сражаясь. Но его и не было сейчас в становище.

— Кендалл? Кендалл Мур?

Ее звал Джимми Эматла. Увидев Джимми, Кендалл со всех ног бросилась к нему. Эматла стоял, готовый отвести Кендалл с детьми в спасительную чащу леса.

— Джимми! — крикнула она. Какое счастье, что Джимми здесь. Она верила в силу его мускулов, в его верность слову, в его желание спасти ее с детьми вождя.

— Нет!

Застыв на месте, Кендалл дико закричала. Штык вонзился в живот Джимми, и он упал на землю. Слезы застлали глаза, она не разглядела лица солдата, поразившего индейца, увидела только два пятна: синее — мундир и красное — кровь.

Нечеловеческий крик заставил Кендалл повернуться в сторону дома Рыжей Лисицы. Аполка увидела своих детей и бросилась к ним. По ее лицу текли обильные слезы, черты красивого лица искажены страхом.

То, что последовало за этим, навсегда запечатлелось в памяти Кендалл как воплощение безумного кошмара. Индианка со всех ног неслась к своим детям, а молодой солдат, отступавший от грозившего ему воина, не видел ее — не видел, что за его спиной всего лишь женщина, мать, которая хочет спасти своих детей. Он был уверен, что на него кто-то хочет напасть.

Солдат резко обернулся, и его штык нашел свою жертву. Кендалл неожиданно ясно на расстоянии вытянутой руки увидела глаза индианки — в них была одна невыносимая боль. Аполка раскрыла рот, но не смогла издать ни звука. Прекрасные глаза подруги Рыжей Лисицы померкли, и бездыханная Аполка, обливаясь кровью, упала к ногам солдата.

Не в силах сдержать крик, Кендалл упала на землю, прикрыв собой детей от взглядов убийц в синих мундирах. Когда она закричала, дети начали плакать. Вокруг раздавались боевые кличи, воинские команды, женские вопли, тяжелый топот обутых в сапоги ног.

Вот раздался еще один исполненный тоски крик. Кендалл ясно различила в нем смерть. Неужели солдаты думают, что женщины могут напасть на них? Нет, видимо, их обуяла жестокость — звери почуяли запах крови. Может быть, женщины и в самом деле напали на солдат. Видя смерть Аполки, они решили умереть с честью, а не с позором;

Подняв глаза, Кендалл стала свидетельницей кровавой бойни. Женщины и дети бежали к лесу. Некоторым удалось ускользнуть, некоторых убили — они не могли противостоять белым пришельцам. У женщин не было никакой возможности устоять против натасканных на убийство самцов в мундирах. Воинов не было — ни о чем, не подозревая, они еще не возвращались с охоты. Время нападения выбрано удачно: в становище никого, кроме стариков, женщин и детей.

Кендалл снова вскрикнула, на этот раз от боли. Чья-то сильная рука железными пальцами схватила ее за волосы и рывком поставила на ноги. Та же рука развернула ее, и она лицом к лицу столкнулась со своим мужем.

На нее смотрел Джон Мур, высокий, широкоплечий, темноволосый, с аккуратно подстриженными усами. Его можно было бы назвать привлекательным, если бы не пугающая в своей бездушности жесткость мрачных черт и не ледяное выражение пустых беспощадных глаз. В нем не было даже намека на возможное милосердие. Ничего человеческого не было в немигающем взгляде. Мур ни на йоту не изменился в лице, наматывая на руку прядь волос жены и намеренно причиняя ей боль.

— Надо избавиться от этого отродья, — коротко произнес Мур.

Кендалл посмотрела на ружье, зажатое в руке Джона, — штык был красен от крови, алевшей в лучах закатного