скомандовал он, когда брызги упали на палубу.

— Первый, огонь! — прокричал Ллойд четырем комендорам у первого орудия.

Пушка изрыгнула пламя, и «Дженни-Лин» содрогнулась от отдачи. Экипаж издал вопль восторга — бомба проделала дыру в борте вражеской шхуны.

— Первый, заряжай, второй, товсь!

— Заряжай!

— Второй, товсь!

— Прекратить огонь! — скомандовал Брент, подняв руку и глядя, как оседает федеральное судно.

Залп оказался смертельным — шхуна, несомненно, пойдет ко дну. Можно, конечно, добить ее, но результатом будет только бессмысленная гибель людей.

— Смотрите, капитан! — Ллойд показал рукой в сторону гибнущего судна.

— Они высаживаются в шлюпку, сэр. Их трое, и они размахивают белым флагом.

Прищурившись, Брент тоже смотрел на маленькую шлюпку. Двое матросов гребли, а на носу в полный рост стоял офицер, держа в руке белый флаг. «Храбрец! — подумал Брент с невольным уважением. — Решился приблизиться, хотя не знает, заговорят ли снова пушки „Дженни-Лин“».

— Прекратить огонь! — повторил он команду. — Я посмотрю чего хочет капитан федералов.

— Может, это трюк, сэр, — предостерег командира Ллойд. Брент отрицательно покачал головой:

— Не думаю. У нас решающее преимущество: вражеское судно быстро тонет. Думаю, он просто хочет избежать бойни.

— Как скажете, сэр.

— Помогите им подняться на борт. «Дженни-Лин» уважает белый флаг и капитуляцию по правилам.

В следующий момент перед Брентом "Макклейном уже стоял молодой лейтенант с аккуратной шкиперской бородкой и бакенбардами. Лейтенант четко отдал честь:

— Сэр, лейтенант военно-морских сил Соединенных Штатов Бартоломью Грир!

Брент с трудом удержался от возгласа удивления, видя безупречную выправку молодого офицера, и ответил на приветствие:

— Капитан Брент Макклейн, лейтенант. Что вам; угодно?

— Сэр, я сдаюсь. Прошу милосердия для моего экипажа. Следующий выстрел по «Иорквиллу» уничтожит его, а судно не представляет для вас никакой опасности.

— Вижу, лейтенант, — согласился Брент. — Думаю, ваше самопожертвование оказалось напрасным, мы не собирались стрелять второй раз.

Молодой человек заметно расслабился, и Брент, как ни странно; был растроган. Этот янки, на взгляд Брента, поступил очень благородно. Вспомнился недавний разговор с сестрой. Честь может носить и синий, и серый мундир. Лейтенант словно испугался собственной успокоенности:

— Признаюсь, капитан, я очень рассчитывал на ваше милосердие. Мы знаем, что это вы взорвали «Марианну», но ни один человек не погиб.

Прищурив глаза, Брент пожал плечами:

— На войне убивают, янки. Но мы стараемся обойтись без напрасных жертв.

— Да, сэр, — взволнованно заговорил лейтенант. — Но я не колеблясь поднял бы ваше судно на воздух, если бы у меня это получилось.

— Все верно, лейтенант. Я бы тоже взорвал вас, если бы это было необходимо.

Молодой человек вдруг нервно огляделся — его матросы стояли молча, и экипаж Макклейна, тоже в полном молчании, слушал любезный разговор двух офицеров.

— Сэр, — тихо сказал лейтенант Бренту, — мне бы хотелось переговорить с вами наедине.

Брент с любопытством склонил голову.

— Прошу в мою каюту, лейтенант. — Он обернулся к Ллойду и показал рукой на двух янки, которые, переминаясь с ноги на ногу, ожидали решения своей участи. — Мы пойдем вверх по реке, но пока позаботься о… наших гостях. Налей им по чашке кофе и дай табачку. Остаток войны они проведут в лагере для военнопленных, а там их вряд ли будут поить кофе. Остальных мы подбирать не станем. Если они настоящие моряки, то сами доберутся до берега… вплавь.

Десять минут спустя Брент сидел в своей каюте напротив молодого лейтенанта, их разделял только узкий стол. Грир с удовольствием набивал табаком трубку, отвыкнув за последние месяцы от такой роскоши. Видно было, что федералы тоже испытывают трудности со снабжением.

Брент терпеливо наблюдал, как лейтенант набивает трубку и раскуривает ее, выпуская изо рта клуб синего дыма. Потом повторил свой вопрос:

— Так что ты хочешь мне сказать, янки? — Лейтенант на мгновение застыл, но справился с собой, и смело взглянул в глаза противнику:

— Я уже сказал тебе, что ты воюешь честно, хотя ты и мятежник. Я у тебя в долгу, поэтому хочу тебя кое о чем предупредить, Нарушив свой долг.

Брент прищурил глаза и напрягся. Сейчас он ощутил тот неподвластный ему страх, который испытывал, когда приближался ночью к «Южным морям», зная, что его там ждет…

— Продолжайте, лейтенант.

Янки неловко поерзал на стуле. Брент понимал, что сейчас в этом человеке борются чувство долга и совесть, не позволяющая нарушить справедливость.

— Вашей репутации можно позавидовать, капитан Макклейн. Уверен, что вы об этом знаете. Ваш дом единственный, который мы сожгли между Сент-Огастином и Джексонвиллом.

Брент промолчал, только приподнял бровь и сделал лейтенанту знак продолжать.

— Многое делается не так, как надо, с обеих сторон, — задумчиво произнес Грир, посмотрел на свою трубку, потом снова перевел взгляд на Брента. — Говорят, капитан, что вы водите дружбу с индейским племенем, которое обитает в этих болотах. Кто-то из этих индейцев похитил жену нашего офицера из части, расквартированной в Форт-Тэйлоре. Поговаривают еще, что и вы приложили руку к этому делу, потому что леди — южанка. Есть и еще кое-что, капитан. Говорят, что муж леди просто свихнулся от злобы. Я был в Ки-Уэсте несколько дней назад и слышал, что лейтенант Мур добивается приказа отправиться в болота. Ясно, что он хочет разыскать свою жену. Но дело не только в этом. В Форт-Тэйлоре есть сведения, что индейцы снабжают припасами армию конфедератов, а это значит, что никто не может запретить северянам пойти войной на таких индейцев, которые воюют на стороне южан,

За все время длинной речи офицера янки Брент не шевельнулся и не проронил ни слова. Пустым взглядом он смотрел прямо перед собой, но это было обманчивое спокойствие. По спине пополз неприятный холодок. Брент испытывал страх, неуверенность и тяжелое предчувствие.

Он опоздал. Опоздал. Опоздал!.. Болота так далеко…

Мало того: он поставил своего друга Рыжую Лисицу в безвыходное положение, подверг его смертельной опасности. Эта мысль причинила Бренту большее страдание, нежели вид сгоревших «Южных морей». Злость от своего бессилия, словно тисками сдавила его сердце. Кендалл… Она была здесь в ту первую ночь. Именно здесь, в этой каюте, на борту «Дженни-Лин». Брент прекрасно помнил, как она тогда выглядела. Ее огромные, блестящие, соблазнительные глаза! Он помнил звук ее голоса, помнил, как она двигалась, как он прикасался к ней…

Брент вскочил со стула и рывком распахнул дверь каюты:

— Чарли! Рулевого к штурвалу! Идем мимо федералов к порту. Там совершаем маневр — и дальше к югу. Поднять все паруса, Чарли! Командуй!

Брент застыл, стоя на пороге каюты и слушая, как Чарли повторяет его приказ, поднимая команду.

Потом он повернулся к янки, который смотрел на него с плохо скрытой тревогой.

— Не волнуйся, янки, — тихо произнес Брент. — Мы высадим тебя и твоих людей где-нибудь на берегу. Ты не заслужил того, чтобы сгнить или умереть в тюрьме, лейтенант. Мы можем сказать, что убили тебя, потому что не было времени сдать тебя властям.

Грир прикрыл глаза.

— Спасибо тебе, мятежник, — прошептал он.

— Не за что, янки. Это я твой должник.

Капитан оставил своего пленника в каюте — в разложенных на столе картах не было никакой военной тайны.

Брент поспешил на палубу. Им предстояло пройти, стреляя из всех орудий, мимо федеральных кораблей, заполонивших Джексонвиллский порт. Была еще одна задачка — миновать затонувшую в устье реки шхуну.

Однако проблемы навигации сейчас меньше всего волновали Макклейна. Надо проскочить, и он проскочит. Он должен прорваться — у этой игры слишком высокие ставки.

Рыжая Лисица — человек, живущий по таким строгим законам чести, которые не снились ни одному джентльмену ни на Севере, ни на Юге, человек, многим рисковавшей ради дела конфедерации. То был его собственный выбор. Он не потребует ни платы, ни вознаграждения за свои поступки, так же как, и не примет утешения, если его действия приведут к трагедии.

Но еще более мучительной, чем мысль об индейце, который научил его настоящей дружбе, была мысль о Кендалл. У Брента слезы подступали к горлу при одном воспоминании об этой женщине. Его охватило отчаяние.

Они были вместе так мало, на это она показала ему, что такое настоящая любовь. Ее любовь опутала его сердце так прочно, что он не мог бы никуда уйти от нее, хотя и был свободен.

Кендалл…

Он явственно видел ее своим мысленным взором: ее изменчивые, как буря, глаза цвета индиго, ее медовые волосы, разметавшиеся по плечам в великолепном беспорядке.

Она воплощение красоты и грации. В ней был истинный, непобедимый дух Юга. Тот дух, ради сохранения которого они теперь шли на смерть. Тот неуловимый дух, который объединял сейчас бедного фермера и процветающего плантатора, а они желали только одного — одолеть сильнейшего противника. И дело здесь было не только и не столько в рабстве, и не в хлопке. Дух неприкосновенен, но Кендалл — она живая женщина с горячей кровью, и, прикасаясь к ее теплому телу, он прикасался к чему-то очень для себя дорогому, чем так страстно желал обладать…

В этом было все, за что он воевал, — гордость повстанца, его честь, его слава, его безграничная, непоколебимая