свои сердца в первое лето. Но когда Гарри вернулся из Франции, все нашли, что сквайр без его сестры — только половина хозяина, и притом не лучшая. Когда же я приехала из Франции, поток поклонов, реверансов и любящих улыбок хлынул фонтаном.
Я стала открывать подарки. В основном это были маленькие, самостоятельно, но с любовью сделанные дары. Связанная на спицах подушечка для булавок с моим именем. Кнут для верховой езды, на рукоятке которого было вырезано опять же мое имя. Пара митенок,[14] которые я могла бы надевать под рукавицы. Шарф, связанный из овечьей шерсти. А также крохотная, величиной с кулак, коробочка, обернутая, как ни странно, в черную бумагу. На ней не было никакой подписи. Я вертела ее в руках со странным чувством беспокойства. Ребенок вдруг резко повернулся у меня в животе, будто почувствовав опасность.
— Открой ее, — поторопила меня Селия. — Может, внутри написано, от кого она.
Я разорвала черную бумагу и увидела коричневую, китайского фарфора, сову.
— Как мило, — сказала Селия.
Я же, вздрогнув от ужаса, покрепче сжала губы.
— Что случилось, Беатрис? — спросил Джон.
Мне казалось, что его голос доносится откуда-то из далека.
— Ничего, — тихо ответила я. — Ничего. Прошу извинить меня.
Не объясняя ничего, я оставила гостей и вышла в холл. И немедленно вызвала Страйда.
— Да, мисс Беатрис?
Я протянула ему черную обертку, сова была зажата в другой руке и неприятно холодила ее.
— Один из моих подарков был завернут в эту бумагу, — резко выговорила я. — Вы не знаете, как он сюда попал? Когда его принесли?
Страйд взял бумагу из моих рук и разгладил ее.
— Это была очень маленькая коробка? — спросил он.
Я кивнула, говорить я не могла.
— Мы подумали, что это от кого-нибудь из деревенских детей, — с улыбкой сказал он. — Ее оставили под окном вашей спальни, мисс Беатрис, в маленькой ивовой корзинке.
У меня перехватило дыхание.
— Я хочу видеть эту корзинку, — приказала я.
Страйд кивнул и вышел. Холод от фарфоровой совы, казалось, пронизывал меня до костей. Я прекрасно понимала, кто послал мне этот подарок. Искалеченный изгнанник — все, что осталось от красивого парня, который подарил мне живого совенка четыре года назад. Ральф отправил мне этот зловещий подарок в виде предупреждения. Но что он хотел этим сказать? Я не понимала. Дверь обеденного зала отворилась, и вошел Джон.
— Ты слишком устала, — сказал он мне. — Что так расстроило тебя?
— Ничего, — едва выговорила я пересохшими губами.
— Иди присядь, — предложил он мне. — Тебе принести нюхательную соль?
— Да, — сказала я, только чтобы он ушел. — Она в моей спальне.
Он внимательно глянул на меня и вышел. Я села и стала ждать Страйда с корзинкой из ивы.
Наконец он явился и подал ее мне. Разумеется, это была работа Ральфа, крошечная копия той корзинки, что я подняла на нитке через окно в свой пятнадцатый день рождения. Ивовая лоза была свежей и зеленой, значит, корзинку сделали всего несколько дней назад. Может быть, даже из ивы, что росла на берегу Фенни. У меня вырвался стон ужаса. Но я прикусила щеки изнутри, как делала всегда, стараясь сдержаться, и постаралась принять спокойный вид, чтобы не тревожить Джона. Он смотрел на меня обеспокоенными глазами, но не задавал вопросов.
— Ничего страшного, — уверила я его. — Я слишком много танцевала для своего положения.
Больше я ничего не стала говорить.
Я не хотела дать Джону повод остаться дома. Поэтому я спрятала свой страх глубоко внутри и упаковала его чемоданы с радостной улыбкой. Потом я долго стояла на ступеньках и махала ему, пока экипаж не скрылся из виду.
Только после этого я оперлась о стену и застонала в страхе от мысли, что Ральф ездит или, что еще хуже, ползает недалеко от стен моего дома и даже осмеливается напоминать мне о том, что случилось четыре года назад.
Но у меня не было времени на размышления, и я благословила мою работу, которую я должна делать, и мою усталость, которая заставляла меня крепко спать по ночам. Во время моей первой беременности я много отдыхала в последние недели, но сейчас, когда я постоянно должна была притворяться, что мой срок на полтора месяца меньше, я не могла себе этого позволить. Поэтому я ходила легкими шагами, работала целый день и со стоном хваталась за поясницу, только когда за мной закрывалась дверь спальни и я оставалась один на один со своей болью.
Я ожидала рождения ребенка в конце мая, но наконец последний день месяца миновал, и утром первого июня я проснулась очень довольная. Все-таки, что ни говори, это было уже лучше. Сидя за столом, я подсчитала недели на пальцах и поблагодарила Небеса за то, что они позволили мне переходить срок моих родов. Но едва я потянулась за календарем, боль пронзила мое тело с такой силой, что я застонала и комната поплыла у меня перед глазами.
Я почувствовала теплую влагу на бедрах, и это означало, что ребенок начал свой путь.
Выйдя из-за стола, я придвинула стул к высоким книжным полкам, где хранились толстые фолианты, описывающие первое появление Лейси на этой земле семьсот лет назад. Я только боялась, что мне будет трудно встать на стул и дотянуться до верхней полки, и оказалась права. Задыхаясь от боли, я доставала книги, но вот уже сцена готова, и она довольно убедительна. Я бросила на пол три или четыре толстых тома, слезла со стула и живописно разбросала их по полу, а затем уронила стул. Сама я тоже легла на пол и закрыла глаза.
Моя горничная, убиравшая комнаты наверху, услышала шум и прибежала ко мне. Ахнув, она стала звать на помощь. Напуганные слуги осторожно перенесли меня на кровать, и я со слабым стоном открыла глаза.
— Не бойся, — говорила мама, держа меня за руку. — Бояться не нужно, дорогая. Ты упала со стула в своем кабинете, и это вызвало преждевременные роды. Но мы уже отправили за акушеркой, и сейчас Гарри посылает за Джоном. — Она нагнулась и промокнула мой влажный лоб надушенным платком. — Слишком рано, моя девочка. Ты должна подготовить себя к разочарованию на этот раз. Но у тебя еще вся жизнь впереди.
Я ухитрилась улыбнуться.
— Все в руках Бога, мама, — лицемерно произнесла я. — Это очень больно?
— О нет, — ответила она. — Тебе не будет больно, моя храбрая девочка. Ты ведь у меня такая отважная. К тому же недоношенные дети бывают очень маленькими.
Я закрыла глаза, так как знакомая боль вернулась ко мне.
— Мама, не приготовишь ли ты мне лимонаду, как в детстве, когда мы с Гарри были маленькими? — попросила я, как только боль прошла.
— Конечно, моя дорогая, — отозвалась мама и поцеловала меня. — Я сейчас же приготовлю его. Если я тебе понадоблюсь, ты можешь позвонить, да и Селия будет рядом с тобою. Миссис Мерри, акушерка, уже здесь, и мы послали грума за доктором Смитом в Петворд. Так что все необходимое у тебя будет. Отдохни, если можешь. Это продлится еще долго, долго.
Я улыбнулась. Это не продлится долго. И мистеру Смиту следует поторопиться, если он хочет получить гонорар. Вторые дети всегда рождаются быстрее, и я чувствовала, что боль накатывает все чаще и интенсивней. Селия села рядом со мной и взяла мою руку, как она уже это однажды делала.
— Все будет как с Джулией, — успокаивала она меня, и я видела, что ее глаза полны слез. Она была глубоко взволнована родами, эта добрая, бесплодная женщина. — Ты тогда так хорошо со всем управилась, дорогая, и я знаю, что сейчас ты все сделаешь еще лучше.
Но я уже не могла ни о чем думать, кроме как о борьбе, происходящей внутри меня. Внезапный приступ боли заставил меня громко закричать, и я услышала, как кто-то уронил старинную кроватку в
