Он соскользнул со стула и опустился на колени рядом со мной, обнимая меня за талию. Он прижался лицом к моей надушенной шее и к действительно пополневшей груди, особенно заметной из-за того, что я сильно затягивала талию.
— Очень счастлив, — произнес он. — Еще один Мак-Эндрю для «Линий Мак-Эндрю».
— Это будет мальчик для Вайдекра, — мягко поправила я.
— Деньги и земля, — задумался он. — Сильное сочетание. Такое же, как красота и ум. Он будет образцом совершенства!
— К тому же месяцем раньше положенного срока, — безмятежно сказала я.
— Я верю в старые методы, — съехидничал Джон.
Я совершенно напрасно боялась признаться ему в своей беременности, в голове Джона не мелькнуло ни тени сомнения, ни в первый счастливый момент, ни позже. Когда он обнаружил, как сильно я затягиваюсь, и настоял, чтобы я перестала это делать, — он просто поддразнивал меня из-за моей полноты; ему даже в голову не пришло, что моя беременность на пять недель больше.
Никто не задавал мне никаких вопросов. Даже Селия. Я объявила, что ожидаю роды в июне, и мы позаботились о повивальной бабке, если в этом возникнет необходимость. Когда долгая ледяная зима превратилась в робкую весну, я не забывала притворяться, что я в середине своей беременности. И несколько недель спустя после первого движения плода я прижала руку к животу и испуганно прошептала: «Джон, он шевелится».
Я рассчитывала на некоторую некомпетентность Джона.
Свое образование он получил в первом университете страны, но знатные женщины никогда не обращались к молодому джентльмену по таким поводам. Те из них, которые предпочитали акушера- мужчину, обращались к старым опытным докторам. Но большинство леди и дам среднего класса придерживались традиционных взглядов и пользовались помощью повивальных бабок.
Те немногие женщины, которых наблюдал Джон, были женами беднейших фермеров и работницами. Они, конечно, не вызывали его, но, если ему случалось узнать о тяжелой беременности или трудных родах, он обязательно старался посетить больную. А пока он без всяких подозрений слушал мои рассказы, я старалась лгать, используя весь свой опыт, всю силу ума, чтобы сохранить наше счастье.
Я понимала, что если я хочу сохранить его любовь и доверие, то надо отправить его куда-нибудь на то время, когда ребенок появится на свет пятью неделями раньше ожидаемого им срока.
— Я бы очень хотела видеть у нас твоего отца, — заявила я однажды вечером, когда мы вчетвером сидели у камина.
Хотя деревья уже начали цвести и боярышник стоял весь белый, вечера были еще холодные.
— Может, он приедет когда-нибудь, — сомневающимся голосом ответил Джон. — Но это чертовски трудная задача — оторвать его от дел.
— Он наверняка захочет увидеть своего первого внука, — пришла на помощь Селия.
Наклонившись над своей рабочей корзинкой, она выбирала шелк подходящего оттенка. Алтарный покров был почти закончен, мне осталось только вышить кусочек неба позади ангела. Эту задачу даже я не могла испортить, тем более что, едва начав говорить, я тут же откладывала иглу в сторону.
— Да, пожалуй, у него развиты семейные чувства. Он даже воображает себя главой семьи, — подтвердил Джон. — Но мне придется буквально похитить его, чтобы оторвать от дел в самое напряженное время.
— Ну что ж, а почему бы нет? — сказала я, будто эта мысль только что пришла мне в голову. — Почему бы тебе не съездить за ним? Вы вернулись бы как раз к рождению малыша, и он мог бы стать посаженым отцом на крестинах.
— Н-не знаю, — протянул Джон. — Хотя мне очень хотелось бы увидеть его, да и некоторых коллег по университету. Но я не хотел бы оставлять тебя в такое время, Беатрис. Лучше будет, если мы попозже съездим туда все вместе.
Я вскинула руки в притворном ужасе.
— О, уволь, пожалуйста. Я уже путешествовала однажды с новорожденным. Никогда не прощу этого Селии. И никогда не стану делать этого впредь. Твой сын и я останемся здесь, пока он не вырастет. И если ты хочешь съездить в Эдинбург в ближайшие два года, то лучше всего сделать это сейчас.
Селия рассмеялась при воспоминании о нашем возвращении из Франции и вмешалась в разговор:
— Беатрис совершенно права, Джон. Вы просто понятия не имеете, как ужасно трудно путешествовать с маленьким ребенком. Буквально все идет вкривь и вкось. Если вы действительно хотите, чтобы ваш отец увидел малыша, то сейчас самое время поехать.
— Возможно, вы и правы, — неуверенно проговорил Джон. — Но мне не хочется оставлять тебя во время беременности. Вдруг что-нибудь случится. А я буду далеко отсюда.
— Да о чем тут беспокоиться, — отозвался Гарри из глубокого кресла у камина. — Я обещаю не подпускать ее к Кораллу, а Селия не позволит ей есть много сладкого. Уверяю тебя, она будет в достаточной безопасности, да к тому же, если что, мы всегда сможем послать за тобой.
— В таком случае я, пожалуй, поеду, — признался Джон. — Но только если ты этого хочешь, Беатрис!
Я спешно воткнула иглу в вышитое лицо ангела, чтобы высвободить руку.
— Конечно хочу, глупый, — сказала я, беря его за руку. — Я обещаю тебе не скакать на диких лошадях и не поправляться слишком сильно, пока ты не вернешься.
— Но вы пошлете за мной, если что-нибудь случится?
— Обещаю.
Джон повернул мою руку ладонью вверх, как он всегда делал, поцеловал ее и крепко сжал мои пальцы, как будто сберегая поцелуй. Я улыбнулась ему от всего сердца.
Джон остался дома до моего девятнадцатилетия, которое приходилось на четвертое мая. Ради этого праздника Селия приказала освободить обеденный зал от мебели и пригласила около полудюжины наших соседей на ужин. Страшно уставшая, но старающаяся это не показать, я протанцевала два гавота с Джоном и один медленный вальс с Гарри, прежде чем усесться перед столиком с подарками.
Гарри и Селия подарили мне пару бриллиантовых серег, а мама бриллиантовое колье в пандан[13] к ним. Подарок Джона оказался большой тяжелой кожаной коробкой с окованными медью углами и замочком.
— Это, наверное, бриллиантовые россыпи, — предположила я, и Джон рассмеялся.
— Гораздо лучше, — заметил он, достал маленький, тоже медный, ключик из кармана жилета и протянул его мне.
Коробка легко открылась, и внутри ее, на синем бархате, я увидела медный секстант.
— О боже! — сказала потрясенная мама. — Ради всего святого, что это такое?
Я счастливо взглянула на Джона.
— Это секстант, мама. Чудесное изобретение, изумительно сделанное. Теперь я смогу сама вычертить карту Вайдекра, и мне не понадобится приглашать чертежников из Чичестера. — Я протянула руку Джону. — Благодарю тебя, благодарю тебя, любовь моя.
— Что за подарок для молодой жены! — удивленно воскликнула Селия. — Беатрис, тебе повезло в жизни! Джон такой же странный, как и ты.
Джон обезоруживающе хмыкнул:
— О, она так избалована, что мне приходится покупать ей наистраннейшие вещи. Она просто утопает в шелках и бриллиантах. Посмотрите на эту груду подарков!
Маленький стол в углу комнаты действительно был завален празднично украшенными свертками, подарками арендаторов, работников и наших слуг. Целые охапки цветов, принесенные деревенской детворой, стояли в вазах вдоль стен.
— Тебя здесь очень любят, — улыбнулся мне Джон.
— Вот уж действительно, — подтвердил Гарри. — На мой день рождения ничего подобного не бывает. Когда ей исполнится двадцать один, мне придется объявить выходной день в поместье.
— О, тогда уж неделю, — счастливо рассмеялась я, почувствовав намек ревности в голосе Гарри.
Его время всеобщего любимца миновало так же быстро, как и пришло. Наши работники приняли его в