почувствовала острый, холодный запах опавших листьев, идущий от земли.

— Что случилось? — спросил доктор. Он не отпускал моей руки, осторожно нащупывая мой пульс.

— Оставьте. — Я отобрала руку. — Доктор, я не могу себе позволить еженедельные консультации. Мне несколько нездоровится, потому что как раз прошлой ночью мы снимали пробу с вина из первого урожая Гарри. Это, надо сказать, настоящий уксус, и понадобится весь сахар Западной Индии, чтобы хоть немного подсластить его. Это вино обошлось нам в целое состояние, и, конечно, у меня теперь подлейшая головная боль — как из-за наших расходов, так и потому, что побаливает печень.

Доктор рассмеялся, совершенно не обиженный. Затем тактично оставил меня одну, отправившись поболтать со знакомыми. Теперь я могла спокойно прислониться к дереву и передохнуть.

Я, конечно, бессовестно лгала. Накануне мы действительно пили кислое вино нашего первого урожая. Я опять была беременна. И мне стоило много сил болтать и шутить с Гарри, Джорджем и Джоном Мак- Эндрю, в то время как внутри меня росло и зрело это подлое семя.

Тому, что Джордж не мог уследить за моей головокружительной скачкой, не приходилось удивляться. Я скакала для того, чтобы упасть. Хороший, сокрушительный удар освободил бы меня от этого бремени, но Тобермори был слишком хорошо натренирован, а я была слишком опытным наездником. Я совершала головокружительные прыжки, но оставалась все той же очаровательной наездницей, на вид невинной, как Диана Охотница, но на первом месяце беременности. Сегодня мне не повезло так же, как не повезло неделю назад, когда я обратилась к знахарке.

Ее поиски потребовали некоторых усилий, так как со времени исчезновения Мэг ни одна старая колдунья не пробовала свои силы в этом опасном искусстве. Я обратилась к Мэри, хорошенькой дочери миссис Ходжетт, уверив ее, что мне требуется приворотное зелье. Она непонимающе взглянула на меня, как на человека, которому никогда не может понадобиться нечто подобное. Но как я и предвидела, она знала имя одной старой дамы, живущей на общественной земле Хаверингов.

Будучи прекрасно знакомой с условиями жизни бедноты в моей стране, я ожидала увидеть нищую лачугу, но дом, в котором жила старая колдунья, был хуже, чем хлев, в котором мы держали свиней. Грязный глиняный пол, стены сложены из торфа и обрубленного кустарника, для потолка использовались те же материалы, и он был таким же грязным. Едва открыв дверь, я поняла, что мне не следовало приходить сюда. Но мне больше некуда было обратиться, и я осталась. Я прошла через это. Омерзительная ведьма протянула мне глиняную бутылочку, заткнутую грязной тряпкой, и быстро припрятала брошенные мной серебряные шиллинги. Я унесла снадобье домой и вечером выпила большую его часть.

Мне было так плохо, что я даже испугалась. Всю ночь и целый день меня рвало, слабило, но я чувствовала, что ребенку это не причиняет ни малейшего вреда. Мы были с ним нерасторжимы. Несмотря на предельную слабость, мне пришлось опять скакать к грязной лачуге этой ведьмы и вновь просить о помощи.

Она ничего не могла мне предложить, кроме еще одной порции лекарства. Однако, нагнувшись к самому моему уху, знахарка прошамкала, что тупой нож быстро избавит меня от плода и что она берется это сделать. Но с меня было довольно. Я подозревала, и думаю, что справедливо, что она готова продолжать свои хорошо оплачиваемые попытки, пока не уморит ребенка или меня. Я не доверяла ее грязной комнате, где она варила свои сорняки, почтительно называя их травами. И когда я почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы иметь возможность трезво размышлять, я обратилась к другим вариантам.

Конечно, я подумала о Селии. Милая маленькая Селия, такая любящая и добрая. Я помнила ее безоговорочную поддержку в прошлый раз и ее трепетное отношение к Джулии. Мое сердце воспряло, и тень улыбки мелькнула на моем лице. Кроме того, у меня появляется еще один шанс положить моего ребенка в колыбель наследника. Если бы я могла избежать беременности, я бы так и сделала. Но уж раз он есть и обречен на существование, то пусть уж он наследует нашу землю или, по крайней мере, ее лучшую часть.

Ждать больше нечего. Забеременела я в сентябре, а сейчас уже середина октября. Нужно все рассказать Селии и затем спланировать наш отъезд, и как можно скорее. Я подозвала одного из грумов и велела передать хозяину, что я устала и уезжаю домой. Он помог мне сесть в седло, и я уехала, не попрощавшись.

Но я не учла присутствия Джона. Он не ждал от меня ни прощаний, ни объяснений, но когда я оглянулась назад, то увидела, что Коралл стоит в стороне от толпы, а доктор смотрит на меня не ослепленным любовью взором, а трезвым взглядом врача. Я постаралась по возможности выпрямить спину и подумала опять, что нам с Селией надо поторопиться. Будет довольно сложно объяснить необходимость этого путешествия и еще сложнее его организовать. Но Вайдекр и трезвые глаза доктора Мак-Эндрю небезопасны для меня.

Дождавшись наиболее удобного времени, я попросила Селию зайти ко мне после обеда, сказав, что хочу посоветоваться с ней о занавесках. Служанка накрыла чай на моем рабочем столе, и Селия улыбнулась контрасту хрупкого нарядного фарфора и массивной мебели.

— Это ведь контора, — как бы извиняясь, сказала я. — Если б работники заходили в мою гостиную, они поломали бы там всю мебель и испортили ковры.

— Я не понимаю, как ты можешь заниматься этим, — пробормотала Селия, покосившись на груду бумаг на моем столе. — Мне кажется, это так трудно и скучно.

— Мне тоже так кажется, — солгала я, — однако я счастлива сделать это для нашего Гарри. Но, Селия, я позвала тебя сюда, чтобы поговорить с тобой наедине.

Ее карие глаза мгновенно посерьезнели.

— Да, конечно, Беатрис, — ответила она. — Что-нибудь случилось?

— Не со мной, — твердо выговорила я. — Я хотела поговорить о тебе. Моя дорогая, мы дома уже четыре месяца, и вот уже почти два месяца как ты делишь комнату с Гарри. Скажи, пожалуйста, не заметила ли ты каких-нибудь признаков, что ожидаешь ребенка?

Личико Селии вспыхнуло, как мак, и она опустила глаза.

— Нет, — проговорила она очень тихо. — Никаких признаков, Беатрис. Я ничего не понимаю.

— А ты вполне здорова? — спросила я с подчеркнутым интересом.

— Думаю, да, — жалобно произнесла она. — Гарри ничего не говорит, но я знаю, что он хочет наследника. Мама велела мне есть много соли, я так и делаю, но ничего не помогает. И что самое плохое, мы-то с тобой знаем, что я не мать Джулии. Я замужем уже полный год и до сих пор не зачала ребенка.

Мои глаза потеплели.

— Моя дорогая, — предложила я, — может быть, тебе обратиться за советом к Джону Мак-Эндрю или к какому-нибудь лондонскому специалисту?

— Как я могу? — Селия даже отшатнулась. — Любой доктор сразу же поинтересуется первым ребенком, а что я могу сказать, когда Джулия в детской и Гарри уверен, что это его дитя?

— О Селия! — воскликнула я горестно. — Это как раз то, чего я боялась. Что ты будешь теперь делать?

— Не знаю, — прошептала она и достала из кармана розового передника крохотный кружевной платочек.

Она вытерла свои влажные щеки и попыталась улыбнуться мне, но ее нижняя губа дрожала, как у ребенка.

— Я молюсь и молюсь, — тихо сказала она. — Но Господь не услышал пока мои молитвы. Ужасно, что из-за меня Вайдекр перейдет к вашим кузенам. Если бы я знала, что буду такой плохой женой для Гарри, я бы ни за что не вышла за него. — Она закончила свои слова коротким рыданием и прижала платок ко рту. — Но я так мало знаю об этом, Беатрис. А спросить у мамы я не могу. Год — это еще не очень долго, правда? — с надеждой спросила она. — Может быть, еще все будет хорошо?

— Нет, — сказала я, с удовольствием разбивая ее надежды. — Я слышала, что большинство женщин именно в первый год брака наиболее плодовиты. Похоже, что тебе вообще не удастся зачать ребенка.

Я подождала, пока утихнет новый порыв ее скорби, и подала луч надежды.

— Может быть, мне надо опять забеременеть? Мы могли бы уехать, и ты привезла бы этого ребенка как своего.

— Нет, — сказала она твердо. — Нет, это невозможно. Это очень трудно устроить.