помочь тебе, Луар. Ты – его внук… Тебя назвали в его честь… И ты правильно пришел сюда, Луар. Теперь я прошу – впусти.
Молчание. Где-то там, на лестнице, переминались стражники – сопели и покашливали, тихо позвякивая оружием.
Тогда Эгерт привалился спиной к двери кабинета и медленно сполз на пол.
– Много лет назад… Я убил на дуэли человека, который был женихом твоей матери. Это было непоправимо… И, что случилось потом, казалось непоправимым тоже. Это был долгий мучительный путь… А в конце его родился ты. Я подумал, что вот, я искупил наконец… свою страшную вину…
Он перевел дыхание. Попытался представить себе внимательное лицо Луара – и не смог. Зажмурился, вспоминая солнечный день и танцы на теплом песке – и не вспомнил. Набрал в грудь побольше воздуха:
– Вот… Оказалось, что путь мой не пройден. И твой… только начинается. Так принято, Луар… В жизни то и дело случается страшное. Но это ничего… Все можно пережить, в конце концов. Но я не переживу, если ты… Если ты унаследуешь… имя и дело… человека, который тебя зачал. Человека, который виновен в пришествии Мора… Который пытал твою мать…
Ему померещилось движение по ту сторону двери; он откинул голову и прижался затылком к потемневшему дереву:
– Луар… Ты помнишь… Тот день, когда мне пришлось тебя наказать… Ты сам просил, чтобы я, а не мама… Ты не знаешь, чего это мне стоило. Лучше бы я этой розгой… Себя по голому сердцу. Потом мне снилось, и не раз… Неужели нельзя было обойтись без этого?!
Он закусил губу. Глухо колотилось сердце; он несколько раз глубоко вздохнул – чтобы успокоить его – и продолжал вполголоса:
– Твой дед… Он никогда не видел тебя. Он умер, чтобы мы жили. Твоя мать, и я, и ты, и город… Он умер, сражаясь с Мором. И он не думал… – он что есть силы ударил в дверь кулаком: – Открой, я хочу тебя видеть!! Неужели ты… Мне верить?! – Эгерт кричал шепотом, он не хотел, чтобы слышали на лестнице, а кроме того, у него перехватило горло. – Скажи мне, что все это бред, просто по старой дружбе, пожалей, пусть я чужой тебе человек – но человек же!.. Сова… Это же чудовищно, Луар, понимаешь?.. Не молчи, пожалуйста. Открой.
В кабинете по-прежнему было тихо, зато на лестнице заговорили сразу несколько голосов. Кто-то рыкнул, приказывая молчать, и Эгерт услышал приближающиеся по коридору шаги. Он встал – резко, даже поспешно, не обращая внимания на боль в ноге; из-за поворота вынырнул озабоченный стражник, вслед за ним трусил служитель.
– Я приказал ждать! – рявкнул Солль. Стражник отшатнулся, убоясь командирского гнева – но старичок не смутился ни капли, руки его возбужденно жестикулировали:
– Господин Эгерт, в библиотеке же… Там… Иду – вижу, лежит… Откуда, светлое небо, никого же… Не было никого, а – лежит…
– Разрешите доложить, – хрипло попросил стражник, и Солль только сейчас заметил, что в кулаке его зажат обрывок серой стальной цепи.
Пол под его ногами качнулся. Лодка посреди реки. Весло в онемевших пальцах. Стена камыша…
– Откуда? – услышал он собственный ровный голос.
Стражник сглотнул и раскрыл было рот – но служитель опередил его:
– В библиотеке, господин Эгерт! Слыхано ли… Не было никого, никаких цепей не было… Только что гляжу… Я не стал бы, да только… Ну, вы знаете, что… Все знают… И не входил сюда никто. Чем хотите поклянусь… Пустой ведь Университет, лето…
…Тебе плохо? – участливо осведомился Фагирра.
Никакого проявления слабости. Два свидетеля, и третий, самый страшный, невидимый – свидетель, которого нет…
Я есть, сказал Фагирра. Я буду вечно. Род декана Луаяна теперь сплетен с моим, и этот узел не разрезать, не порвать… Но ты забыл четвертого свидетеля – твою так называемую совесть. А?
Солль смотрел на узор прожилок, покрывающих высокую дверь кабинета. Раньше он не замечал… Как дороги на карте, как морщины на лице…
Как же ты видишь, тут же темно, удивился Фагирра. Ты обманываешь себя, Солль, постыдись, нельзя всю жизнь себе лгать… Вот сейчас ты подумаешь, что цепь – не доказательство, что плащ – совпадение, что у Совы ты сражался с совсем другим человеком… А цветы на могиле – так это его право… На могиле хорошо расти, Солль. Много пищи для длинных корней…
– Ломайте дверь, – шепотом приказал Эгерт.
Засуетился старичок; шаги. Топот; Солль отошел в сторону, отыскал в стене нишу и прижался щекой к прохладному камню.
Все по правилам: сперва громкий стук и грозное: «Именем правосудия!» Потом мерные удары – в дверь деканового кабинета ломятся сильные плечи, а дверь стара, вот уже от трещина поползла от верхнего косяка до самого пола, и скоро вылетит засов… Хотя крепкая, надо сказать, дверь, самая крепкая, самая уважаемая дверь старого Университета…
Простите, декан, мысленно взмолился Эгерт. Простите это насилие, это кощунство… Что же делать, если…
Стражники запарились. Остановились, вытирая пот; служитель ожидал сбоку, и в руках у него шевелилась цепь – будто сама шевелилась, как гадюка.
Небо, неужели это правда?!
Эгерт шагнул вперед, как слепой. Отодвинул с дороги чье-то плечо; прочие расступились сами, почтительно, даже, кажется, испуганно.