гримасу отвращения, когда он взглянул на Эгерта. – Он, повторяю, убил вашего жениха… Я думаю, уже тогда он в глубине души был тем, кем стал чуть позже… Знаете, кем?!

– Позвольте пройти, – Тория шагнула вперед, и Карвер, помедлив, посторонился:

– Пожалуйста… У нас и мысли такой нет – нанести хоть тень обиды прекрасной дочери декана, господина мага… Однако этот человек, госпожа… Вам интересно узнать, кто он на самом деле, Эгерт Солль?

Эгерт молчал. Постепенно, понемногу до него доходило, что случилось, пожалуй, нечто пострашнее отравленного стилета Фагирры – случилось самое страшное, и он, Солль, будет пить чашу до дна.

Будто отвечая на его мысли, Карвер неуловимым движением выхватил из ножен шпагу. В свете фонаря Эгерт увидел серебряную ленту клинка – и колени его подогнулись.

– Вы ответите, – сдавленно бросила Тория. Карвер поднял брови:

– За что?! Разве я делаю что-либо неподобающее? Госпожа может идти, а может остаться… Во втором случае она увидит, наконец, подлинное лицо своего, гм, друга, – и кончик невообразимо длинной Карверовой шпаги поддел Солля под подбородок.

Эгерт ослабел. Голос Карвера продолжал доноситься до него будто сквозь плеск мельничного колеса – то шумела в ушах его собственная кровь. Тщетно пытаясь превозмочь ужас, он вспомнил вдруг когда-то и кем-то сказанные слова: «попадешь в безвыходную ситуацию и победишь… путь будет пройден до конца… разве Скиталец… не об этом?»

– Мне горько за вас, госпожа, – говорил тем временем Карвер. – Жестокая судьба столкнула вас с человеком, мягко говоря, не вполне достойным… На колени, Солль!

Эгерт пошатнулся, Тория поймала его взгляд. «Попадешь в безвыходную ситуацию и победишь»… Небо, как можно победить несущийся с горы камень, оползень, обвал? Внутри Соллевой души выл, метался, тысячи раз умирал жалкий трус – и Эгерт знал, что спустя секунду мерзкое животное подчинит его полностью.

– Ты слышишь, Солль? – повторил Карвер негромко. – На колени!

Тория здесь, Тория смотрит. Неужели она думает…

Не доведя мысль до конца, он рухнул в липкую грязь под ногами. Колени подогнулись сами, и теперь перед глазами у него оказались потертый Карверов пояс и лоснящиеся кавалерийские штаны.

– Вы видите, госпожа? – донесся сверху укоризненный Карверов голос. – Спросите его теперь, спросите о чем угодно – он ответит…

Эгерт не видел Торию – он чувствовал ее рядом, ощущал ее болезненное напряжение, и гнев, и растерянность – и надежду.

Она надеется… Она не понимает, что это невозможно. Невозможно преодолеть силу наложенного Скитальцем заклятия. Никогда.

Шпага дернулась в нетерпеливой руке Карвера:

– Говори: я последняя тварь…

– Эгерт… – отозвалась Тория, отозвалась издалека, откуда-то из светлого зимнего дня, где вечнозеленое дерево на могиле Первого Прорицателя.

– Я последняя тварь, – выдохнул он запекшимся ртом. Карвер удовлетворенно хмыкнул:

– Слышите?! Повторяй: я – трусливая дамская болонка…

– Эгерт… – повторила Тория едва слышно.

– Я – трусливая дамская болонка… – сами собой шептали его губы. Притихшие было Дирк с Бонифором залились радостным хохотом.

– Повторяй, Солль: я подонок и мужеложец…

– Оставьте его! – выкрикнула Тория вне себя. Карвер удивился:

– Вы так волнуетесь… Из-за него? Из-за этого… И потом он точно-таки мужеложец, мы застали его с дружком в одном кабачке… А вы не знали, конечно?

До Солля доносилась ее беззвучная мольба: останови это, Эгерт. Останови… Сломай заклятие…

Глухо хлопнула дверь – угрюмая кухарка прошла к сараю, кинув на людей у забора тяжелый, по- прежнему равнодушный взгляд. Поигрывая клинком, Карвер дождался, пока она проковыляла обратно и грохнула тяжелой дверью, потом повертел шпагой перед самым лицом жертвы:

– Отвечай, подонок… Ты Эгерт Солль?

– Да, – прохрипел Эгерт.

– Ты дезертир?

– Да…

И тогда он снова покрылся потом – но уже не от страха. Сломать заклятие… Пять раз произнести «да».

– Ты, мерзавец, убил жениха этой прекрасной госпожи?!

Торию трясло. Она тоже поняла – сгорбленной спиной своей Эгерт чувствовал ее лихорадочное, на пределе срыва ожидание.

Карвер широко ухмыльнулся:

– Ты любишь эту госпожу, да, Эгерт?