Чувствуя, как высыхает гортань, Солль пробормотал в темный угол:
– Я… знаю.
Старик шумно вздохнул. Покусал губу вместе с усами:
– Эгерт… Мать просила. Простилось тебе… все. Мать просила… Поедем домой. Пес с ним, со всем… Поедем в Каваррен. Я и лошадь тебе привел… Кобыла – чудо, – взгляд отца несколько оживился, – вороная, злюка… Дочь нашего Тика… Ты любил Тика, помнишь?
Эгерт бездумно водил пальцами над огоньком свечи.
– Сын… Поедем сегодня. Лошади резвые… Я, конечно, устаю, не то что прежде… но тут уж постарался бы. И были бы дома через недельку… Да, Эгерт?
– Я не могу, – Солль проклял все на свете, прежде чем сумел произнести эти слова. – Не могу я… Как же я вернусь… таким? – рука его коснулась шрама.
– Ты думаешь, – тяжело выдохнул отец, – ты думаешь… матери не все равно… какой ты?..
…Ему казалось, что, не повстречай он сейчас Торию – и что-то сломается, не выдержит, порвется внутри. К счастью, она встретилась ему прямо на ступеньках – уж не его ли ждала?
– Эгерт?
Он рассказал ей, как тряслись руки его отца, когда, прощаясь, Эгерт прятал глаза и бормотал уверения в скором своем приезде.
Хлюпала под ногами жидкая грязь. Город притих, будто вымер; не разбирая дороги, они брели улицами и переулками, и Эгерт говорил без умолку.
Мать совсем плоха, мать ждет его; но как же можно вернуться, неся заклятие? Как можно приползти к отчему порогу, имея в душе ту трусливую тварь, которая в любую минуту готова сравнять его с распоследним подлецом? Он же дал клятву себе, он дал клятву Тории… Может быть, он не прав? Может быть, ради спокойствия матери следует хлебнуть нового позора, вернуться побежденным, трусом? Принести к ее ногам тень, отяготить новым горем?
Он пытался объяснить это отцу, как мог. Он путался в словах, увязал в них, как неумелый рыболов в собственной сети – а старик не мог понять его, и Эгерт, измучившись, сказал ему наконец: я болен. Я должен исцелиться, и тогда… Отец молчал; впервые на памяти сына вечно прямая спина его устало сгорбилась.
Все это слушала сейчас Тория; сгустились сумерки, кое-где чадно горели фонари, все до одного ставни были плотно закрыты – казалось, что дома упрямо закрывают глаза на вечер, на грязь, на непогоду… В какой-то момент Тории показалось, что за ними следуют на расстоянии некие смутные тени – однако Эгерт не замечал ничего, он говорил и говорил, и призывал Торию в свидетели: неужели он действительно не прав?!
Спасаясь от ветра, они завернули за какие-то ворота и оказались во дворе, пустынном и захламленном; кухарка, шествующая из кладовой, бросила в их сторону в меру неприветливый, а больше равнодушный взгляд. Хлопнула дверь, безжалостно придавив клубы пара, выбившиеся было изнутри; фонарь тускло освещал табличку у двери – «Козье молоко». Здесь же, в узком загончике под навесом, маялись две или три неухоженные козы.
Фонарь раскачивался; Тория поежилась, только сейчас почувствовав и ветер, и сырость:
– Пойдем… Зачем мы здесь…
Эгерт раскрыл было рот, чтобы снова повторить от начала все свои доводы – но замолчал. В тусклом свете фонаря перед ним высился, как мокрый призрак, лейтенант Карвер Отт.
Лейтенант выглядел неважно – видимо, за время, проведенное в городе, мундир его значительно поизносился, а кошелек порядком отощал. Не лучший вид имели и стоящие за его спиной Бонифор и усатый Дирк – походившие теперь скорее на разбойников, нежели на господ гуардов, оба одинаково держали ладони на эфесах.
Тория не поняла, в чем дело – не узнав Карвера, она решила было, что их с Эгертом выследили обыкновенные грабители. Не дожидаясь требования отдать кошелек, она с презрительной улыбкой хотела было заговорить первая – однако Карвер опередил ее. Он-то узнал Торию даже в мутном свете качающегося фонаря – и не смог удержать глаза в орбитах:
– Госпожа-а! Да мы знакомы! – протянул он с видом крайнего изумления. – Ай-яй-яй…
Бонифор и Дирк подались вперед, чтобы разглядеть Торию получше.
– Ай да Солль, – продолжал тем временем Карвер, – добился-таки своего… И что же, госпожа моя, – обратился он к Тории с отменно вежливой миной, – вы так легко простили ему подлое убийство вашего ученого жениха?
– Кто вы такой? – ледяным тоном поинтересовалась Тория. Железные нотки в ее голосе заставили Дирка и Бонифора слегка отшатнуться, однако Карвер не смутился ничуть:
– Разрешите представиться – Карвер Отт, лейтенант гуардов города Каваррена, послан с особым поручением – доставить в полк дезертира Солля… Это мои боевые товарищи, в высшей степени достойные молодые люди… Вот, госпожа, кто мы такие – а вовсе не ночные разбойники, как вы изволили было подумать! А теперь позвольте спросить вас – кто таков этот человек, который сейчас прячется за вашей спиной?
Солль вовсе не прятался за спиной Тории – но инстинктивно отступил, с тоской ощущая, как поднимается в груди липкая волна его верного спутника, животного страха. Слова Карвера стегнули его, как кнут.
– Этот человек, – бестрепетно отозвалась Тория, – находится под защитой университета и моего отца, декана Луаяна… А господин Луаян маг, как вы, должно быть, слышали. А теперь будьте любезны освободить дорогу – мы уйдем.
– Но госпожа! – вскричал Карвер в замешательстве, настоящем или притворном. – Я не могу поверить, вы же благородная особа, что вас связывает… с этим?.. – губы лейтенанта непроизвольно сложились в