Он кружил над морем и день, и вечер, и Юта, обеспокоившись, поднялась на башню с факелом… Утром он сказал, чуть усмехнувшись:

– Я предопределил это, когда принес в замок вещунью.

Помолчали.

– Все? – спросила Юта.

– Все, – Арман вздохнул. – Дракону не пристало прятать голову под крыло, подобно петуху…

– Курице.

– Курице. Тем более. Дракону не пристало. Дракону и… мужчине. Пойдем, посмотрим, что там нацарапано.

Касаясь друг друга локтями, но стараясь не встречаться взглядами, они побрели в подземелье – туда, где поднимался на дыбы плоский камень, покрытый письменами.

Текст обрывался всего в пальце от каменного пола – Юте пришлось встать на колени, почти лечь. Арман держал над ее головой оба факела.

– Твой дед… – начала Юта потухшим голосом, – Ард-Ир… Слава в молодости, потом испытания… Его потомство… похоже, принесет ему горе. Умрет в старости, но будет несчастен.

– Все верно, – шепотом подтвердил Арман.

Юта завозилась на каменном полу, и Арман увидел, что она зажимает последние строки ладошкой, прячет от себя, старается смотреть в сторону:

– Дальше твой отец, Акр-Анн… Злая судьба… Горе при жизни… Смерть от небесного огня.

– Все правильно, – голос Армана похож был на деревянный стук. – Читай дальше.

Юта прерывисто вздохнула, резко отняла руку от камня.

– Двести первый потомок, Арм-Анн… – она говорила даже решительнее, чем сама от себя могла ожидать. – Двести первый… – и замолчала. Низко-низко наклонилась над полом, подметая холодные плиты пышными волосами, почти касаясь пророчества кончиком носа.

– Ну? – спросил Арман хрипло.

Она подняла на него круглые, сумасшедшие, совершенно счастливые глаза:

– Радость и счастье! Негодяй ты драконий, дурья башка, змеюка с крыльями, камин летающий! Долгие годы жизни… В ранней юности – метания и тревоги, но только в ранней! Потом – любовь… Я даже знак этот разобрала не сразу, перепугалась, тут так редко эта любовь встречается… Любовь, удача, покой, радость, благополучие… Умрешь совсем-совсем стареньким, если… – она набрала побольше воздуху, и Арман, успевший похолодеть, вставил в эту паузу:

– Если?!

Юта пренебрежительно махнула рукой:

– Конечно, есть условие… Тут везде условия… Чайка сядет – не сядет…

– Ну?!

– Условие – не водиться с порождениями моря. Погоди-ка, сейчас скажу точно… – Она снова склонилась, разбирая текст. – Не связываться. Не дружить. Не ссориться. Ничего не делить… Порождения моря – это кто?

Арман смеялся. Он смеялся так счастливо, как никогда в жизни, даже в детстве, и каменный зал ухал ему в ответ удивленным эхом.

– Да это же… Юта, глупая… Это же для всех драконов заповедь… Остерегаться потомков Юкки… Тоже мне, условие…

Он заливался и закатывался, и принцесса впервые видела, как он смеется. Она смотрела на него снизу, с холодного пола, и он, освещенный двумя факелами с двух сторон, вдруг показался ей таким же вечным и несокрушимым, как море или солнце. Что люди? Родятся-умрут, а что за существо несет свой рок через тысячелетия, и чье рождение предваряет бесконечная череда предков, таких же мощных и могущественных? Что для мира она, Юта, и что – Арм-Анн… С ним не сравнится ни один король и ни один колдун, а он приносит с охоты диких коз и пишет трехстишия, и вот теперь…

Мысли ее были прерваны неожиданным образом. Арман отбросил один факел и освободившейся рукой поднял ее с пола, ухватил поперек туловища и забросил на плечо:

– Ну-ка… Я твой должник, принцесса. Выполняю желание. Чего хочешь?

Он уже волок ее к выходу, факел прыгал и качался, и Юта прыгала и качалась на его плече, цеплялась за одежду, колотила кулачком в твердую от мышц спину:

– Отпусти!

– Это твое желание?

– Нет!

– Выполняю только одно! Думай!

Приземистые колонны мелькали справа и слева, Арман шагал легко, будто не человека нес, а белку или котенка. Юта понемногу затихла, устроившись поудобнее, ткнувшись щекой в Арманову шею…

Когда вышли на поверхность, прошептала ему в самое ухо:

– Покатай меня на спине. Пожалуйста, Арман! Ты обещал.

Тяжесть ее была неощутима, но костистый гребень вдоль спины, окаменевший и почти лишенный