Арман, кажется, удивился. Обернулся к Юте – и она увидела, как в глазах у него мягко отражается луна. Спросил недоверчиво:

– Улитка? Пчела?

– Еще Утиные Лапки… Сова…

Блеснули белые зубы – Арман улыбнулся:

– Забавно… – и снова обернулся к небу, поднял руку, будто призывая в свидетели:

– Смотри… Вот Поединок Драконов… Вот Горящий Гребень… А там, над морем, поднимается Победитель Юкки… Только его еще не полностью видно. Пять звездочек взошли, а три пока за горизонтом…

– Ты будешь жить долго и счастливо, – сказала Юта ни с того, ни с сего.

Арман вздохнул. Оторвался от неба. Без улыбки заглянул Юте в лицо:

– Ты тоже.

Она попыталась пошутить:

– Но про меня ведь ничего не сказано… В пророчестве…

Он по-прежнему смотрел совершенно серьезно:

– Сказано.

Пух, оседая, опускался им на плечи. На фоне широкого лунного диска возник черный силуэт нетопыря. Взмахнул крыльями, пропал.

– Мы в облаке, – сказала Юта. – Мы без спросу забрались в облака. Хотя нет, в облаке холодно и вовсе не так уютно… По-твоему, калидоны не вернутся?

– В этой жизни, – отозвался Арман немного насмешливо, – ничто просто так не возвращается.

Ее ноги ослабели, и она снова опустилась в белую перину. На луну набежало облачко, звезды вспыхнули ярче. Ютины глаза не видели Армана, но что-то другое, не зрение, точно знало, что он стоит в двух шагах и смотрит на море.

– Арман… Теперь я понимаю… Я по ошибке родилась среди людей… Я должна была… Родиться среди драконов…

Он улыбнулся – насмешливо и вместе с тем печально, Юта не видела его улыбки, но знала, что он улыбается.

– Среди драконов, – сказал он медленно, – уже давно никто не рождается.

Луна не спешила выбираться из тучки. Продолговатая Медовая Дорога казалась вторым гнездом калидона – но на небе.

– У нас эта туманность называется Медовая Дорога, – прошептала Юта. – А у вас?

– У нас… – помолчав, отозвался Арман, – она называется Огненное Дыхание.

Он опустился в пену пуха – Юта не видела, но точно знала. Поднялось почти невидимое без лунного света облачко.

Не ведая, зачем, Юта погрузила в пух свои руки – до плечей. Левая рука, пробираясь сквозь теплое и мягкое, вдруг встретилась с холодными и жесткими пальцами.

Принцесса замерла. От этого прикосновения, ожидаемого и внезапного, забегали по спине полчища мурашек, а сердце, и без того неспокойное, вдруг сорвалось с цепи и заколотилось так, что новые пушинки взвились в воздух без видимой на то причины. Юте показалось почему-то, что это прикосновение важнее, чем прогулка на спине дракона, важнее всех калидоньих гнезд и всех созвездий мира, но рука ее онемела и перестала слушаться.

Неспешно вышла из облака круглая луна.

Бессмысленно глядя на нее широко раскрытыми глазами, Юта чувствовала, как пальцы Армана осторожно сжимают ее ладонь.

Чуть-чуть. Очень бережно. Очень нежно.

А потом отпускают.

Ютина рука мечется в толще пуха, потерянная, как заблудившийся ребенок. И когда она теряет надежду – прохладные пальцы встречают ее снова. И девушка замирает, чувствуя, какой влажной и горячей становится вдруг ее ладонь…

Юте хотелось, чтобы игра эта длилась вечно. Но рука Армана, сжав ее пальцы сильнее обычного, будто прощаясь, вдруг ушла прочь. Сам он, беззвучно оказавшись рядом, прикрыл ее плечи теплой охапкой пуха:

– Спи… Скоро утро…

Будто стряхивая запутавшиеся в волосах пушинки, провел по ее волосам. Мельком коснулся щеки…

Отнял руку.

И, засыпая в тревоге и надежде, она видела его тень, замершую на скалистой вершине. Арман смотрел на звезды, будто испрашивая у них совета.

Утром он принес принцессу в замок. Нести пришлось в когтях – иначе как бы удалось высадить ее на вершине башни? Он осторожно поставил ее на окруженную зубцами площадку, и она тут же присела, втянув голову в плечи – такой ураган устроили его крылья.

Он поднялся выше – принцесса выпрямилась и стояла неподвижно, отрешенная, какая-то потерянная. Запрокинув лицо, она смотрела снизу на летящего ящера. Глаз ее Арман не видел.